Хотя о странах Восточной Европы и Прибалтики ввиду их членства в НАТО и Евросоюзе обычно говорят в целом как о некоей «новой Европе», политическая и социально-экономическая ситуация в них различается. Более того, Латвия, по ряду факторов выделяется даже на фоне своих соседок Эстонии и Литвы, не говоря уже о Польше или Чехии. Соответственно, отличается и набор идеологических и пропагандистских инстументов, которые использовали и используют буржуазные режимы для взятия и удержания власти.

Без учета данных особенностей трудно получить достоверную картину, наблюдая извне происходящие в Латвии процессы -- от специфики политического спектра и предпочтений избирателей на выборах, до особенностей проявления социального протеста и конкретных трудностей политической работы в массах.

Обстоятельства развала Советского Союза, случившегося в 1991 году в результате давления международного капитала и предательства руководства страны, имели на территории СССР достаточно специфические отличия в зависимости от административного статуса и этнического состава конкретного региона. Если в России или Белоруссии в общественном сознании преобладали мифы и миражи общедемократической и рыночной направленности, то в Латвии, как только т.н. Народный фронт Латвии (НФЛ) на фоне кризиса власти почувствовал свою силу, ширма в виде «реформы социализма» была сразу же отброшена и при поддержке сил империализма извне был взят курс на восстановление буржуазной Латвийской республики образца 1920-40 годов.

Поддержка реставрации буржуазной государственности, которую сумели вызвать пропагандисты НФЛ, кроме личного корыстного интереса у бывших собственников, носила характер своеобразной романтической «исторической ностальгии» у одной части общества и распространенных в то время иллюзий о рыночном изобилии -- у другой, что позволило антисоциалистическим силам практически до августа 1991 года поддерживать демагогию об «общечеловеческих ценностях», «демократии» и «свободном рынке».

Своеобразный парадокс был в том, что буржуазная Латвийская республика в 1940 году не являлась образцом ни демократии, ни пресловутых рыночных свобод. Еще в 1934 году тогдашний премьер-министр Карлис Улманис не только совершил государственный переворот, разогнал парламент, запретил партии и установил военно-полицейскую диктатуру, но и провел ряд мер по государственно-административному регулированию экономики, особенно в сфере торговли и сельскохозяйственного производства. Именно эти меры дали положительный результат на фоне тогдашнего экономического кризиса, и поэтому, даже спустя десятилетия, период буржуазной диктатуры с заметными элементами этнократии остался в массовом сознании как «время процветания и порядка».

В том числе и по причине этих, окрашенных в ностальгические тона воспоминаний, одним из главных психологических факторов реставрации капитализма в Латвии стал национальный. Эта специфика повлияла также на деятельность Коммунистической партии Латвии (КПЛ) в тот период и предопределила сложность ситуации в левом движении вплоть до настоящего времени.

Достаточно очевидно, что если бы НФЛ и другие политические силы, включая капитулянтов из КПЛ, проводили агитацию только за восстановление капиталистического уклада, они никогда бы не получили столь массовой поддержки. Все же население Латвии было достаточно политически образованно, а социальные блага в виде ликвидации безработицы, гарантированной государством бесплатной медицинской помощи и образования, жилья, (к тому же полученные за считанные десятилетия, фактически на протяжении жизни одного поколения), были столь ощутимы, чтобы люди отнеслись к либерально-рыночной агитации достаточно скептически.

Педалирование же национальных чувств, которые по своей природе относятся не к рациональной, а к эмоциональной сфере, привело не только к политической дезориентации значительной части населения, но позволило расколоть его по национальному признаку, объявить при этом сторонников социализма «врагами латышей» и придать буржуазной контрреволюции вид некоего «национально-освободительного движения».

Более того, и в настоящее время политический спектр Латвии разделен не только по социально-политическому критерию (правые партии, выражающие интересы капитала и левые, выражающие интересы людей наемного труда), но и по отношению к национальному вопросу. Латвийские партии не просто либеральные, консервативные или социал-демократические, но национал-либеральные, национал-консервативные или даже национал-социал-демократические! Кроме них имеются центристские и левоцентристские партии, старающиеся решать национальные проблемы на основе компромиссов или просто не затрагивающие их в своих программах и Социалистическая партия Латви -- единственная, принципиально отстаивающая позиции классического марксистского интернационализма.

На своем IV съезде социалисты заявили: «Политика сегодняшнего режима возможна потому, что нас разделили, пытаются разделить, по национальному признаку ... Это делается с той целью, что, разделив, легче управлять и закрывать рты людям. Мы против этой политики!» [1]

Одним из характерных явлений в странах, где имело место восстановление капиталистических порядков, стало замедление экономического развития, вызванное разрушением экономики, в первую очередь -- ее производящего сектора. Достаточно характерным, если не наиболее выраженным, примером такого развития событий стала Латвия, бывшая в советское время одной из наиболее индустриально развитых республик СССР. Кроме неизбежного спада, вызванного разрывом сложившихся экономических связей с другими республиками Союза и странами социалистического лагеря, а так же переходом на капиталистичесие методы хозяйствования, очевидной причиной представляется обычно лишь грабительский характер приватизации, первоначального накопления капитала новой буржуазией и стремление крупных европейских и мировых концернов взять под свой полный контроль или просто ликвидировать, как возможных конкурентов, экономические объекты Восточной и Центральной Европы и бывшего СССР.

Между тем, в этом процессе имелось много других интересов, в том числе достаточно специфических, которые можно отметить на примере Латвии. Действия правящей элиты по разрушению производящей экономики определялись совокупностью следующих факторов:

1. исполнение «заказа» крупного иностранного капитала по освобождению рынков сбыта и уничтожению возможных конкурентов;
2. приватизация новой буржуазией и частью бывшей советской и партийной элиты материальных ценностей в своих корыстных интересах, типичный грабительский вариант первоначального накопления капитала;
3. ликвидация больших трудовых коллективов, как возможной базы классовой консолидации и социально-политического протеста;
4. реализация националистической концепции «этнического государства»;
5. отсутствие среди нового правящего слоя специалистов-профессионалов по управлению крупными индустриальными структурами.

Первые два фактора достаточно характерны для многих стран бывшего социалистического лагеря, что же касается остальных, то здесь необходимы некоторые пояснения. Дело в том, что кроме объектов энергетики, транспорта и связи, поддерживающих нормальную жизнь на уровне, все же необходимом для XXI века, в Латвии сегодня практически не осталось промышленных предприятий, сохранивших прежнюю значимость, объемы производства и численность работающих. Большинство из них, прежде всего в сфере металлообработки, приборостроения, машиностроения, электротехники и микроэлектроники, на которых работали коллективы в десятки тысяч человек, практически полностью уничтожены еще в 90-е годы прошлого века.

Согласитесь, ситуация достаточно уникальна. Руководство страны, при всем своем отрицании социализма, не могло не понимать, что подобный индустриальный разгром ставит под сомнение не только экономические возможности страны, но и сам факт ее полноценного существования. Однако, алчность и страх перед возможным социальным протестом оказался сильнее доводов разума и в Европейский Союз в 2004 году Латвия вступала с «индустрией» которая характеризовалась уровнем оснащения и численностью работников, более привычной для мануфактур начала XIX века: 76 процентов всех действующих предприятий составляли микропредприятия с числом работающих до 9 человек и 20 процентов малые -- 10-49 человек. [2]

Свой классовый страх новая буржуазия прикрывала националистической риторикой, взятой ею на вооружение еще в период захвата власти и показавшей свою эффективность. Это вылилось в определние крупной промышленности, как сферы «чуждой менталитету латышского народа», «навязанной извне» и, соответственно, не имеющей перспективы в этническом государстве. Еще в программе НФЛ 1989 года просматривался такой подход к экономическим проблемам: «НФЛ считает, что ... в случае необходимости следует планировать перепрофилирование или даже закрытие отдельных предприятий». [3]

В результате их правления получилось, что эта странная «необходимость» коснулась всех промышленных предприятий...

Здесь нужно пояснить, что национальный состав городских жителей и, в частности, занятых в промышленности, существенно отличался от других сфер -- в силу ряда исторических причин большинство инженерно-технического и производственного персонала составляли нелатыши. При этом часть их (но не все, как об этом твердили идеологи правых националистов), приехали в Латвию из других регионов СССР в 50-80-х годах прошлого века. Например, в 1976-80 годах доля механического прироста в общем приросте городского населения составляла 71 процент, а в 1981-82 годах -- 67 процентов. [4]

Этот факт после 1991 года послужил, якобы, «юридическим основанием» лишения приехавших и даже их потомков (!) гражданских прав, приравнивания их положения к статусу незаконных иммигрантов. Хотя люди, приехавшие на жительство в Латвию никаких действовавших в то время законов не нарушали и перемещались в пределах административной территории одной страны -- СССР.

Используя подобную демагогию и спекулируя на национальных чувствах, правящие политики во имя сохранения своей власти смогли навязать избирателям бредовую идею опасности для национального развития в случае существовании в стране людей иного языка и этнической принадлежности и необходимости уничтожения промышленной базы для стимулирования их отъезда из Латвии.

Хотя большинство работавших в промышленности нелатышей страну не покинули (они связывали свою жизнь именно с Латвией, которая для многих из них являлалсь единственной родиной -- треть т. н. «неграждан» вообще родились в Латвии) и даже сегодня, спустя 18 лет, в стране проживает свыше 300 тысяч неграждан, своих основных социально-политических целей правые националисты, к сожалению, таким образом достигли. Под прикрытием национализма произошло не только социальное расслоение общества, но и массовая потеря классовой солидарности, классового сознания, рабочие уничтоженных промышленных гигантов становились мелкими торговцами, кустарями, в аграрном секторе представители администрации крупных коллективных сельскохозяйственных предприятий стали владельцами больших земельных наделов и ферм, сельхозрабочие переходили к примитивному натуральному крестьянскому хозяйству, часть рабочих из-за экономического хаоса просто деградировали, как полноценные члены общества.

Характерный штрих: невзирая на периоды серьезных социально-экономических трудностей и шокирующие показатели безработицы при мизерных социальных гарантиях, в Латвии после 1991 года не было НИ ОДНОЙ забастовки в сфере промышленности.

При этом нужно отметить, что в начале 90-х достаточно быстро были достигнуты успехи в создании новых структур и атрибутов государственности. Успехи, в значительной мере, формальные, внешние, демонстрационно-пропагандистские, но, тем не менее, создающие иллюзию выполнения право-националистическими политическими силами взятых на себя обязательств. Поэтому, несмотря на экономический развал и достаточно тяжелое материальное положение значительной части населения, социальная обстановка была вполне стабильной. Это объясняется рядом специфических факторов.

Прежде всего -- эмоциональным подъемом, возникшим в результате восстановления государственной независимости. Точнее, в этом плане речь может идти всего лишь о получении формального суверенитета, при откровенном диктате и манипулировании местной властью извне, со стороны международного капитала, но на уровне бытового сознания это не различалось. Если для жителей, например, России период 90-х годов означал не только экономические трудности, материальные лишения, но и моральные унижения, связанные с развалом старой государственности и неспособностью новой выполнять свои основные внешние и внутренние функции, то для латышей это было время, напротив, определенного созидания: новых структур власти и управления, своей денежной системы, полиции, армии, и т.п. При этом, кроме морального фактора, присутствовал и материальный: в период развала промышленности и крупных сельскохозяйственных предприятий бюджетная сфера (и прежде всего -- государственная служба) давала не только стабильную зарплату, но и максимум возможных в то время социальный гарантий, перспективу личной самореализации, государственной карьеры.

К этому необходимо добавить политическую и, отчасти, экономическую поддержку реставрации капиталистического строя со стороны международного империализма и успешное использование «ренты географического положения» и созданной в советские времена мощной инфраструктуры в виде транспортных магистралей, трубопроводов и морских портов. Во времена тотального разграбления социалистического экономического «наследства» через Латвию проходили товарно-сырьевые ресурсы стоимостью в миллиарды долларов и такие же финансовые потоки, оставляющие пусть минимальные, но все же весьма значимые для маленькой страны, налоговые и прочие поступления. При этом транзит и экспорт капитала часто имели сомнительное, даже с точки зрения новых, рыночных законов, происхождение, что также оказывало влияние на поведение местных политиков и характеристики политических партий, обслуживающих интересы новой буржуазии. Кроме моментов собственно коррупционных, имело место возникновение своеобразных очагов, регионов повышенного благополучия в Риге, Вентспилсе, Юрмале -- местах развития транзитного бизнеса, сосредоточения банковского капитала или проживания «новых богатых». Соответственно, в тех группах наемных работников, которые были заняты в данных сферах, либо занимались обслуживанием владельцев капитала, складывались скорее мелкобуржуазные, чем пролетарские взгляды и тип поведения.

Все это было понятно активным людям стоящим на марксистских позициях. Уже в 1995 году на I съезде СПЛ в cпециальной резолюции подчеркивалось: «Курс, осуществляемый государством в лице высшего законодательного органа, правительства и Центрального Банка, ведет к деградации страны. Нынешние политические силы, находящиеся у власти, превратили экономику в собственную кормушку и судорожно решают свои имущественные проблемы». [5]

Но, критика социально-политического устройства и действий власти, звучавшая со стороны социалистов, ввиду всех вышеперечисленных факторов большинством населения воспринималась слабо, хотя в целом по стране факты социальной несправедливости, политической и этнической дискрминации были совершенно очевидны и значительная масса народа находилась в достаточно тяжелом положении: даже официальные (заниженные) показатели безработицы достигали в регионах 27 процентов от числа трудоспособного населения, до 20 тысяч детей не посещали школу, а 710 тысяч жителей (из населения в 2,3 миллиона!), вообще были лишены основных гражданских прав и таким образом отстранены от участия в политике даже на уровне самоуправлений.

Тем не менее, Социалистической партии Латвии, выступавшей на политической арене в таких сложных условиях, в тот период даже без политических союзников удавалось проводить в латвийский парламент своих депутатов, что говорит о наличии у нее значительного числа сторонников.

Что касается экономики, то достаточно очевидно, что сферы транспорта и строительства или, тем более, различного сервиса объективно являются вспомогательными, обслуживающими производящую экономику. Поэтому последствия развала крупной индустрии и коллективного агропромышленного комплекса начали сказываться уже в конце 90-х годов прошлого века. По ряду причин возникли проблемы в транзитной сфере, испытывали серьезное давление сильных европейских конкурентов те отрасли и предприятия, которые сохранились за счет обслуживания внутрилатвийского рынка и экспорта в Россию: прежде всего пищевая и легкая промышленность. Крайне неблагоприятные последствия для экономики имел завышенный Банком Латвии курс национальной валюты -- лата.

В этих условиях правящими в стране политическими силами был взят курс на вступление в НАТО и ЕС. Кроме явного продавливания этой идеи со стороны международного империализма (политики США, прежде всего), возможность вступления в ЕС для латвийских правых была фактически спасением от полного социально-экономического и политического банкротства. Когда перспектива вступления стала реальной и нужно было убеждать в этом население (в отличие от власти, народ Латвии членство в ЕС воспринимал настороженно), тогдашний министр финансов высказался более чем определенно, открыто признав, что в противном случае страну ждет катастрофический платежный дефицит. Поэтому правящие и согласны были вступать фактически на любых, самых экономически и социально невыгодных условиях и условия эти публично даже не обсуждались.

Позиция СПЛ, объективно оценивающей преимущества евроинтеграции, тем не менее сводилась к определению ЕС как союза крупного европейского капитала, созданного им для обеспечения, прежде всего, собственных классовых интересов. В.И. Ленин почти сто лет назад дал очень точную оценку подобному объединению Европы: «Конечно, возможнывременные соглашения между капиталистами и между державами. В этом смысле возможны и Соединенные Штаты Европы, как соглашение европейских капиталистов... о чем? Только о том, как бы сообща давить социализм в Европе...» [6]

Поэтому латвийским социалистам были вполне понятны политические причины, подвигнувшие на прием в Евросоюз стран, совершенно не готовых к этому по экономическим критериям -- предварительный прием их в НАТО достаточно откровенно эти причины демонстрирует.

Вместе с тем Социалистическая партия постаралась использовать возможности контактов на уровне Европарламента для установления более тесных связей с представителями коммунистических и рабочих партий европейских стран и налаживания с ними плодотворного сотрудничества в интересах латвийских трудящихся.

Еще 2000 году когда эти темы только начали активно обсуждаться в обществе, СПЛ четко определила свое отношение : «... мы не усматриваем экономической и политической целесообразности вступления Латвии в Евросоюз. Вступив в ЕС, Латвия потеряет большую часть своей независисмости и самостоятельности в области экономики, политики, культуры, всего народного хозяйства в целом.» [7]

С момента вступления в ЕС прошло пять лет. Даже краткосрочные последствия неподготовленности Латвии к этому и откровенно авантюрной и безответственной

политики правых партий, занимавшихся процессами европейский, экономической, прежде всего, интерграции, наглядно показывают правоту позиции социалистов. Пребывание Латвии в ЕС практически ничего не дало народу в плане социальной защищенности или гарантий гражданских и политических прав: система социальных гарантий по прежнему слаба и несовершенна, сохранены в неизменности политические запреты, сохранен дикий и унизительный статус неграждан, продолжаются судебные преследования за политические взгляды.

Однако, денежные вливания евросоюзных структур и деятельность международного капитала (в первую очередь финансово-спекулятивного) вызвали всплеск экономичекой активности. Показатели роста ВВП достигли в 2007 году рекордных 11 процентов, что позволило пропагандистам правых говорить о Латвии как о «Балтийском экономическом тигре», а союзу правых национал-либеральных партий одержать победу на парламентских выборах 2006 года.

При этом реальный сектор экономики понес существенные издержки: уничтожена сахарная промышленность, серьезные трудности у сельского хозяйства в целом и рыболовной отрасли. Еще более пагубные последствия получились от бесконтрольной деятельности в стране иностранных банков и спровоцированной ими при молчаливом согласии правительства кредитной лихорадки и спекуляций в сфере недвижимости. Хотя еще в XIX веке Карл Маркс в своем труде «Капитал» писал о присущем кредитной системе двойственном характере и способности: «... с одной стороны развивать движущую силу капиталистического производства, обогащение на эксплуатации чужого труда, в систему чистейшего и колоссальнейшего азарта и мошенничества и все более сокращать число тех немногих, которые эксплуатируют общественное богатство; с другой -- составлять переходную форму к новому способу производства». [8] Причем, негативные последствия начали проявляться еще до нынешнего общего мирового кризиса капиталистической системы. Что совершенно не удивительно, если взглянуть хотя бы на рост внешнего долга Латвии:

В 2008 году правительством Латвии достигнуты договоренности с МВФ, Всемирным банком и Еврокомиссией о получении до конца 2009 года кредитов еще на 7,5 млрд евро (5,122 млрд. латов) и общая сумма государственного долга уже более чем в два раза превысит годовой бюджет. Для такой маленькой страны, как Латвия, вдобавок с фактически разрушенной производящей экономикой и отсутствием каких-либо природных экспортных ресурсов это означает практически безысходную долговую зависимость и полную утрату какой-либо самостоятельности. А для народа -- существенное ухудшение материального достатка и социальной защищенности.

В условиях социально-экономического кризиса, который фактически длится в Латвии с начала 90-х годов прошлого века, закономерно было бы ожидать протестных настроений и действий со стороны трудящихся, на плечи которых ложилась и ложится основная тяжесть последствий реставрации капитализма, ошибок и злоупотреблений власти правых буржуазный партий. Однако, вплоть до событий 13 января 2009 года (когда в Риге имели место стычки с полицией при попытке силового проникновения в здание парламента и локальные уличные беспорядки), в стране не было ничего, что можно было бы назвать серьезным социальным протестом.

СПЛ через свои первичные организации, посредством газеты «Latvijas Socialists /Социалист Латвии», интернет-ресурса партии и различных акций, как в период избирательных кампаний, так и во время мероприятий, посвященных значимым историческим датам, таким, как 1 Мая или праздник Победы над гитлеровской Германией во Второй мировой войне последовательно разъясняет трудящимся суть происходящих в стране процессов, их причины и последствия, предлагает пути решения. Однако, необходимо признать, что несмотря на популярность социалистической идеи среди трудящихся (что выражается в том числе и количеством голосующих за СПЛ на различных выборах), добиться консолидации усилий хотя бы на уровне социально-экономических требований и повышения классового самосознания пока не удается.

Причины социальной пассивности в начале 90-х, в период реставрации капитализма, названы выше, что же касается инертной позиции трудящихся слоев в последнее десятилетие, то основная причина в том, что после вступления Латвии в ЕС правящим политическим силам удалось «экспортировать» вовне часть острых внутренних социальных проблем. Наиболее чувствительные из них в виде безработицы, низких зарплат оказались снятыми путем открытия рынков труда в таких странах, как Ирландия и Великобритания.

В Отчетном докладе ХI съезду СПЛ было отмечено:«Люди выезжают на работу за границу вовсе не потому, что им Латвия не нравится, а потому, что они не могут, живя и работая здесь, прокормить семью. Они готовы терпеть лишения, разлуку с семьёй и близкими во имя того, чтобы жить, чтобы обеспечить своих престарелых родителей, чьи нищенские пенсии у большинства не покрывают даже элементарные жизненные потребности, чтобы обеспечить учёбу своих детей.» [9]

В условиях, когда всего через два часа (время перелета из Латвии в Великобританию), латвийский безработный оказывался в стране, где даже минимальная зарплата в пять и более раз превышала ту, что он мог получить на родине, очень сложно убедить его не пользоваться этой возможностью, а путем классовой борьбы добиваться улучшения жизни у себя дома.

К этим процессам добавилась упоминавшаяся выше т.н. «кредитная лихорадка». Приемы, используемые крупными международными банками, известны трудящимся европейских стран и их опыт жизни при капитализме помогает более взвешенно реагировать на щедрые рекламные посулы банкиров. Латвийцы (как и жители других бывших социалистических стран) оказались психологически беззащитными перед кредитным соблазном. В период экономического оживления первых лет после вступления в ЕС у значительного числа людей, занятых не только на госслужбе, в малом и среднем бизнесе, но, также у рабочих отраслей-монополистов, транспорта или строительства появилась возможность приобрести квартиру, дорогую обстановку или новую машину. Разумеется, в кредит, по спекулятивно завышенным оценкам объектов жилья и на запутанных и жестких условиях выплат.

Но, тогда этим людям казалось, что сбываются обещанные им прелести «общества потребления» и «равных возможностей» современного капитализма. Попытки разъяснять им ошибочность подобных заблуждений, опасность попадания в сети банкиров или, тем более, указание на ущербность экономической ситуации в стране, совершенно не воспринимались.

Усугубляет состояние общественного сознания и то обстоятельство, что в активную жизнь вошло поколение, не знавшее реального социализма, его благ и гарантий, выросшее в период дикостей начального этапа реставрации капиталистического уклада, сформировавшееся в том числе под влиянием целенаправленой лживой буржуазной пропаганды. Например, при опросе учащихся старших классов (молодые люди 17-19 лет) выяснилось, что при оценке их отношения к базовым социально-политическим и этическим понятиям до трети участников положительно оценивают понятия «социализм», «солидарность», «альтруизм», но при этом негативно -- «коммунизм» или «коллективизм»...

Это говорит о серьезных проблемах в понимании молодым поколением основ жизни общества, противоречиях в их взглядах и убеждениях. С одной стороны, на основе рассказов старших членов семьи, знакомстве с объективными источниками информации, многое, связанное с понятием «социализм», не вызывает никаких отрицательных эмоций. С другой, исходя из официальной идеологии государства, выражающейся в содержании нынешних учебников и школьных программ по истории и общественным дисциплинам, политической кампании в ЕС по уравниванию коммунистической и нацистской идеологии, в первых рядах которой находятся правые латвийские политики, сложились некие смутные негативные представления о понятии «коммунизм».

Серьезное влияние на поведение людей оказало и упоминавшееся разрушение крупных индустриальных предприятий и последовавшая за этим разобщеность. Даже те акции вроде профсоюзных митингов и пикетов с очень мягкими и ограниченными экономическими требованиями, что имели место в Латвии, показывают эту разобщенность. Практически все они проходили по отдельности: учителя, медики, крестьяне, полицейские, работники ликвидируемых малых самоуправлений выступали с требованиями сугубо отраслевого характера и ни разу не объединились и не заявили о каких-то совместных целях. При этом нельзя не обратить внимания и на то, что все перечисленные группы недовольных относятся к непроизводящим, находящимся на бюджетном финасировании, сферам. К производителям можно отнести лишь крестьян-фермеров, предпринимавших акции вроде перекрытия дорог или «марша тракторов» на Ригу, прошедшего минувшей зимой. Но и их требования, с одной стороны носили узкоотраслевой характер, с другой -- выражались лишь в желании получить свою часть бюджетных дотаций и в этом плане мало отличались от позиции протестующих госслужащих. При этом нужно иметь в виду, что конкретно эти фермеры в большинстве своем уже не относятся к крестьянству, как таковому. Будучи хозяевами крупных земельных участков, а зачастую и перерабатывающих предприятий, они владеют определенными капиталами, активно используют наемный труд и объективно являются представителями среднего слоя сельской буржуазии.

Отсутствие солидарности сказывается практически на любой попыке протеста или противодействия политике правого правительства. Например, во время проходившего в 2008 году референдума по изменению пенсионной системы правящим партиям удалось убедить молодых работающих не участвовать в нем, так как при накопительной системе увеличение выплат нынешним пенсионерам, могло, якобы, повредить их будущим накоплениям. Референдум не состоялся из-за низкой явки избирателей.

Аналогичное противопоставление интересов работающих в небольших сельских и крупных городских больницах и школах провоцировалось при проведении «реформ» в образовании и здравоохранении и будет, безусловно, практиковаться правыми партиями в грядущих сокращениях бюджетной сферы в условиях кризиса.

Нынешнее социально-экономическая ситуация в мире, усугубленная специфическими внутренними факторами, уже привела в Латвии к утрате правящим слоем доверия народа, и столкновения с полицией 13 января -- лишь первое предупреждение власти. В ближайшем будущем это может коренным образом повлиять на политический расклад в стране. Впервые за два десятилетия левоцентристский блок «Центр Согласия», в который входит СПЛ, прочно занимает первое место в предпочтениях избирателей. На выборах Европейского парламента блок получил два мандата, один из которых -- у председателя СПЛ Алфреда Рубикса. На муниципальных выборах «Центр Согласия» получил большинство в ряде самоуправлений, в том числе (хотя и в коалиции с одной из право-центристских партий), в столице. Имеется реальная возможность получения большинства или «блокирующего меньшинства» силами этого блока в результате парламентских выборов. Таким образом Латвия может стать своеобразным «слабым звеном» в ряду стран бывшего социалистического лагеря с несменяемыми в течение последнего времени правыми режимами.

Такой вариант возможен по следующим причинам. Столкнувшись с серьезными социально-экономическими проблемами, население Латвии неизбежно задается вопросами: почему это случилось, кто виноват и каков выход из ситуации? Ответ о виновных очевиден даже для совершенно аполитичных или лояльно настроенных к власти слоев и социальных групп. К тому же правые партии в рамках господствующей идеологии рыночного либерализма не могут предложить каких-либо внятных путей выхода из кризиса. Это начинает влиять и на вторую идеологическую составляющую нынешнего латвийского режима -- национализм. Соблазненные в свое время его идеями (которые поддерживались и рядом мер национального протекционизма, например, в сфере образования или в кадровой политике), люди начинают задумываться о том, что если правящие им лгали про «саморегулирующуюся рыночную экономику» или «социальную справедливость при капитализме», то вероятно, что лгали и про угрозы, исходящие от людей другой национальности, культуры и языка. Это понимание, если оно наступит у значительного числа представителей трудящихся слоев, способно опрокинуть одно из главных препятствий к солидарности в борьбе за изменение социального строя в Латвии -- национальную разобщенность.

Осознавая это, правые латвийские политики в последнее время смещают акценты с межэтнического противостояния внутри страны на поиски внешнего врага. В качестве такового избрана соседняя Российская федерация, в адрес которой сыплются политические и исторические упреки и даже выдвигаются материальные претензии. В основе этой политики лежит концепция т.н. «советской оккупации» и в Латвии даже работает специальная государственная комиссия по подсчету ущерба, который, якобы, был нанесен Советским Союзом с 1940 по 1991 год! В этом же направлении действует латвийский МИД и правые депутаты Европейского парламента от Латвии, добивающиеся признания коммунистической идеологии преступной и приравнивая ее к нацистской.

Что характерно, эти действия не только не осуждаются влиятельными европейскими социал-демократическими, христианско-демократическими или даже «социалистическими» партиями, но и получают от них прямую и недвусмыссленную поддержку.

Кроме того, при оценке политической перспективы Латвии необходимо иметь в виду, что в результате кризиса и набирания долгов, ее правительство в значительной мереутратило самостоятельность и поле для маневра при принятии решений по принципиальным социально-экономическим проблемам. Любое правительство, левое, в том числе, вне зависимости от уровня поддержки внутри страны, сразу же столкнется с мощным давлением не только местных национал-либералов, но и правого большинства ЕС, структур вроде МВФ и всего международного капитала.

Какие-либо результаты в проведении социальных преобразований в Латвии возможны лишь в условиях поддержки международного левого и коммунистического движения роста его силы и автторитета, солидарности в борьбе с монополиями и империалистическими союзами в условиях кризиса, единства рабочего класса с другими народными слоями. А в конечном итоге -- только в случае коренных революционных изменений возможен путь к социализму на национальном и европейском уровне.