Согласно Международному Валютному Фонду (ВМФ) нынешний кризис может быть сравнен только с кризисом 1929 года. В то время за кризисом последовали несколько лет Великой Депрессии: было закрыто множество предприятий, безработица достигла невероятных размеров, заработная плата сократилась, росла нищета. Это было предвестие второй мировой войны.

Приведет ли этот кризис к столь драматическим последствиям? Или его удастся обуздать? Внезапно вспомнили о роли государства. Достаточно ли будет этого для того, чтобы справиться с шоком? Сегодня даже самые ярые либералы требуют усиления регулирования финансовых рынков. Но тот ли это кризис, отразить который можно лишь просто более строгим контролем за тем, что происходит в банковской отрасли? Или же речь идет о большем?

Чтобы найти ответы на эти вопросы, мы должны понимать причины нынешнего кризиса. Для этого необходимо вернуться в прошлое.

Соединенные Штаты вышли из второй мировой войны как неоспоримая мировая сверхдержава. Они добились этого путем превращения доллара в глобальную валюту. Только доллары могли обмениваться на золото, и другие валюты имели фиксированные обменные курсы по отношению к доллару. Это была система, установленная Бреттон-Вудским соглашением (1944 г.).

США использовали свое господствующее положение для того, чтобы противодействовать коммунизму. Их расточительность не знала границ и станки, печатавшие доллары, работали на полную мощность. В Западной Европе дорогостоящий план Маршалла был нацелен на то, чтобы создать прочную преграду против Советского Союза и заставить замолчать местное сопротивление. США запустили подобный план помощи и в Юго-Восточной Азии (Корея и Тайвань). Военная машина, созданная для борьбы против нацизма, была усовершенствована и использована для борьбы против коммунизма. США вели войны против «коммунистической угрозы» в Корее (1950-1953 гг.) и во Вьетнаме (1959-1975 гг.). Они также предложили поддержку своим сионистским союзникам на Ближнем Востоке в ходе Шестидневной войны в1967 году и войны «Судного дня» (Иом-Киппура) в 1973 году.

Экономика США в годы холодной войны стимулировала быстрый рост, но одновременно и являлась источником нестабильности. В «золотые» шестидесятые годы производительность промышленности росла быстрыми темпами. Труд и капитал были стабильными. Иными словами, заработки росли столь же быстро, как и производительность. Распределение Национального дохода (в процентном соотношении труда к капиталу) оставалось стабильным. Однака происходило все это не гладко.

В конце 60-х годов прозвучал погребальный звон по этому долгому периоду относительно значительного и стабильного роста. Рост производительности замедлился, производственные мощности уже больше не использовались полностью. Не использовались полностью инвестиции, снизились нормы прибыли. Рынки окончательно насытились; стало ясно, что назревает кризис перепроизводства. И все это закипало как раз тогда, когда в 1973 году страны ОПЕК подняли в четыре раза цены на нефть. Второй кризис произошел в 1979 году, когда цены выросли с 13 долларов до 26 долларов и к 1982 году баррель нефти стоил уже 32 доллара.

Существует два мнения относительно кризиса, начавшегося в 1973 году. Был ли он результатом скачка цен на нефть, другими словами, вызван внешним фактором, навязанным нефтепроизводителями? Или же нефтяной кризис был лишь отправным пунктом? Согласно второму мнению в 1973 году глобальный экономический рост уже находился в отчаянном положении в результате повторяющиихся внутренних процессов капитализма. Сами эти процессы Карл Маркс описал за сто лет до этого.

Карл Маркс сделал для нас понятными процессы, повторяющиеся при капитализме. Он объяснил, почему эти процессы неизбежно приводят к кризисам перепроизводства. В основе капитализма действительно лежит фундаментальное противоречие: средства производства (фабрики, источники сырья...) находятся в частных руках, в то время как само производство осуществляется все более обобществленным способом. И сегодня это в тысячу раз более верно, чем при Марксе. Комплексный производительный механизм, зачастую развернутый по всему миру, работает для принесения прибыли только небольшому числу акционеров. Единственная цель планирования – сбить конкуренцию. Для этого нужно добиваться более высокой, чем у конкурентов, прибыли и накапливать все больше и больше капитала. Повышая темпы инвестиций каждая сторона надеется отвоевать рынок у своих соперников. Но для того достижения этого необходимо снижать расходы на производство (сокращение заработной платы) и постоянно рационализировать производство с целью производить больше при меньших затратах труда. Этот процесс неизбежно приводит к кризису перепроизводства из-за противоречия между производственной мощностью и снижающейся покупательной способностью населения.

Вот вывод, сделанный из этого Марксом: «Конечной причиной всех действительных кризисов остается всегда бедность и ограниченность потребления масс, противодействующая стремлению капиталистического производства развивать производительные силы таким образом, как если бы границей их развития была лишь абсолютная потребитепльная способность общества.»[1]

Это результат социального хаоса, где правит единственный закон – закон максимальной прибыли. Производство организованно совсем не для того, чтобы удовлетворять потребности общества в целом.

Каждый раз, когда случается рецедив, капиталисты проталкивают свои собственные решения и знают, что могут рассчитывать на поддержку и помощь государства. Обычные средства лечения кризиса включают уничтожение части производственных мощностей путем закрытия предприятий и увольнение работников. Сокращаются как цены, так и заработная плата. Более мелкие, слабые фирмы исчезают или поглащаются более крупными. Это позволяет снова привести предложение в соответствие со спросом. Нормы прибыли снова растут, деньги снова вкладываются: может начинаться новый цикл. Как описывал Маркс, этот процесс - рост, за которым следует застой, кризис и выход из него - занимает период от пяти до семи лет и составляет экономический цикл.

Тем не менее на этот раз имеет место не просто очередной спад. Начиная с 1973 года случались взлеты и падения, но взлеты становились все кратковременнее, а падения - все более крутыми. Столь длительные периоды кризиса уже случались в прошлом. Первый тяжелый кризис, поразивший крупные экономические державы, произошел после 1873 года. Он завершился массовым экспортом капитала и схваткой за колонии, что в конце концов привело к Первой мировой войне. Это была первоначальня стадия того, что у Ленина получает название «империализм»: стадия - последняя – капитализма, характеризуемая слиянием банковского и промышленного капитала и разделения всего мира на колонии.

Второй структурный кризис имел место после краха 1929 года и закончился с началом Второй мировой войны. Начиная с 1973 года мы живем в условиях третьего структурного кризиса. Однако этот кризис проходит в особых условиях.

В Бельгии уже в 1975 году стали проводиться меры по стабилизации. Четыре «национальные отрасли промышленности» - угольная,

сталеплавильная, текстильная и стекольная – были демонтированы при участии государства, включая временную национализацию сталеплавильной промышленности. Вторая волна мер началась в 1981 году, когда наметили планы по сокращению заработной платы и социальных услуг. Бельгийский франк подвергся девальвации и три ступени повышения заработной платы, планировавшиеся вслед за ростом индекса цен, так и не были осуществлены. Правительства демонтировали систему социального обеспечения и пособий по безработице несмотря на волну национальных забастовок и демонстраций протеста.И только в 1989 году наблюдался небольшой подъем в экономике, который к 1991 году уже и закончился.

Европейское Сообщество взяло дело в свои руки начиная с 1985 года. Был принят целый ряд мер: европейский рынок в 1990 году, Маастрихтский договор (и общая валюта) в 1991 году, либерализация государственного сектора в 90-ые годы и Лиссабонская стратегия 2000-ого года. В Бельгии оппозиция этим мерам выразилась в основном в большой волне забастовок против «глобального плана» в 1993 году и в забастовках против «пакта поколений» в 2005 году.

Моделью для всех мер, принятых Евросоюзом, стали США как главный конкурент. И это не случайно. С начала кризиса в 1973 году США как сверхдержава не переставали ставить свое тяжкое клеймо на мировую экономику. Это стало еще яснее в 1980 году, когда при президенте Рейгане к власти пришла наиболее правая и агрессивная часть буржуазии США. Это привело к крайним мерам, которым предстояло оказать большое влияние на развитие кризиса во всем мире. В результате некоторых из этих мер кризис был перенесен на другие страны. Другие меры временно замедлили кризис и искуственно стимулировали мировую экономику. Это объясняет, почему именно этот кризис стал столь комплексным. Решения, предложенные США, способствовали нынешнему финансовому краху. Анализ этих решений поможет нам лучше понять сколь серьезен в действительности этот кризис и почему единственным выходом из этого замедленного кризиса перепроизводства является уничтожение капитала.

В конце 60-х годов Америке пришлось иметь дело с двумя вернувшимся к жизни соперниками – Европой и Японией. В тоже время Америка оказалась завязанной в войне против освободительных движений во Вьетнаме и других странах Юго-Восточной Азии. Гонка вооружений с Советским Союзом также стоила немало. Долларовый кран продолжал оставаться открытым, и громадное количество долларов оседало в европейских банках (так называемые евродоллары). На момент заключения Бреттон-Вудского соглашения Федеральная резервная система обладала еще 60% мировых золотых запасов. Но когда европейские национальные банки стали конвертировать эти огромные запасы долларов в золото – своего рода вторая золотая лихорадка, - эта доля быстро сократилась до всего лишь 15%. Так что Никсон принял одностороннее решение остановить прямую конвертацию доллара в золото. Двумя годами позже были также отменены твердые обменные курсы и доллар начал «плавать».Он обесценивался вплоть до 1979 года. Тогда дуэт Рейгана с Волкером пошел по другому пути.

Отказ от Бреттон-Вудского соглашения дал США больше возможности для маневрирования, потому что доллар уже не мог подвергнуться девальвации в случае, если от Федеральной резервной системы потребуют обменять доллары на золото. В большей чем когда-либо степени доллар начал играть роль мировой валюты, только теперь правительство США могло по своему желанию манипулировать обменными курсами. И до нынешнего дня оно не раз пользовалось этой возможностью.

В течение тридцати лет Соединенные Штаты оживляли финансовые рынки по всему миру. В качестве рычага они использовали тройной механизм: доллар, кредит и биржевые спекуляции, что привело к громадному росту в размере финансовых рынков. В 1980 году стоимость финансовых инструментов оценивалась как эквивалент мирового Валового Внутреннего Продукта (ВВП). К 1993 году эта стоимость выросла вдвое. И к концу 2005 года она была в три раза выше, то есть равнялась 316% мирового ВВП. В период с 2000 по 2004 год на правительственные и частные долговые ценные бумаги приходилось более половины этого роста. Это свидетельствует о том, что мотором этого процесса [2] все больше становятся займы и выкупы контрольного пакета акций с помощью левереджа (leveraged buyout) [3] .

В 2004 году объем ежедневной торговли деривативами [4] составлял 5.7 миллиардов долларов, а торговля валютой - 1.9 миллиарда долларов. Вместе это достигало 7.6 миллиардов долларов в день. Это больше, чем стоимость годового экспорта. [5]

Как выглядело это направление? Для сохранения своей привилегированной позиции США выбрали в 80-е годы путь, который содействовал раздуванию финансового пузыря.

В 1979 году Пол Волкер, председатель Федеральной резервной системы США неожиданно решил повысить процентные ставки. За несколько месяцев они выросли с 11% до 22%. Это неимоверно высоко, особенно когда спад еще не преодолен! Тот факт, что кредит был по-прежнему невероятно дорог, продолжал тормозить экономику. 10-процентная инфляция означала, что капиталисты ежегодно теряли 10% своего состояния. Высокая инфляция выгодна тем, у кого долги, так как они выплачивают свой долг деньгами, которые дешевле. Банки однако видят, что предоставленные ими кредиты теряют 10% своей стоимости. Рейган и Волкер приняли быстрое решение.

Это решение также обуславливалось тем фактом, что задолженность, предшествовавшая высокой инфляции, могла быть отнесена за счет высокой заработной платы и «излишних» социальных пособий. Короче говоря, держатели капитала требовали, чтобы борьба против инфляции выдвинулась на первый план и они добились своего. В результате к концу 80-х годов инфляция снизилась до 2-3%. Это было первым большим подарком финансовому миру Соединенных Штатов.

Последствия быстро дали себя знать. Кризис усилился и достиг своей кульминации. Больше всего пострадали те, кто имел большую задолжность и кому оставалось только наблюдать за резким ростом ставок. Это было катастрофой для латино-американских стран.

Западные банки предоставляли займы странам третьего мира, радовавшимся капиталовложениям, помогавшим строить их промышленность. США были особенно богаты: 40% всех займов были предоставлены банками США, и промышленность США получала много заказов на оборудования для индустриализации, которая часто только начиналась. Все шло великолепно до тех пор, пока ставки стали непропорционально высоки и страны, которые взяли деньги в долг, оказались вынужденными платить проценты больше того, что они зарабатывали от своего экспорта. В 1982 году Мексика оказалась на грани банкротства. В 1983 году настала очередь Аргентины и в 1984 году за ней последовала Бразилия. Естественно и банковская отрасль переживала тяжелые времена, но в то же время это снова предоставило США шанс протолкнуть через МВФ радикальные реорганизационные проекты, которые откроют экономику Третьего мира для мультинациональных компаний США. Под лозунгом свободного рынка все национальные протекционистские барьеры были сметены к выгоде транснациональных компаний.

Решение Волкера поднять процентные ставкип сделало доллар более привлекательным. Обменный курс доллара перестал падать, и высокие ставки помогли привлечь инвеститоров. Путь был открыт для двух других элементов: кредитов и биржевых спекуляций.

Владельцы капитала требовали также фискальной реформы. И они получили от Рейгана в 1981 году Налоговый закон восстановления экономики. Налоговые ставки для для самой высокой группы доходов в теччение 80-ых и 90-ых годов отчасти при Рейгане, а отчасти и при Клинтоне были снижены с 70% до 28%. В то время как доходы богатейших американцев (около 1% населения) в этот период выросли на 50%, средняя налоговая квота на их доход упала с 37% в 1979году до 29% в 1990 году. Это означало 70%-ый рост чистого дохода (после налогообложения). Однако для самого бедного слоя населения США (20% населения) налоговое и финансовое бремя оставалось прежним. В 1980 году слою самых богатых граждан США принадлежало около 30% всех активов и эта доля в 80-е годы быстро выросла до 38%. [6] В 1998 году самые богатые 5% граждан США обладали 59% всех ценностей, то есть им принадлежало больше, чем остальным 95% населения страны.

Потребление состоятельной части населения подверглось двойному влиянию. Во-первых, их доходы выросли, во-вторых, рост их активов обеспечивал хеджирование в случае выемки ссуд. Доля частного потребления в ВВП [7] выросла с 62% в 1980 году до 68% в 2000 году.

Это отразилось на накоплениях американских семей. В США 50% семей с низкими доходами почти никогда не имели возможности откладывать деньги, но несмотря на этот факт, годовые накопления всех семей, составлявшие в 1980 году 8% ВВП, упали до 5% к 1990 году и до 1,5% в 2000 году. Задолженность населения росла и этот рост продолжал поощряться. В 1980 году долг американских семей равнялся приблизительно 50% ВВП, к 1990 году этот показатель вырос до 65%, в 2000 году достиг 75% и в 2007 году долг населения составил 100% ВВП. Второй элемент встал на свое место.

Этот гигантский рост объема кредитов не остался без последствий и для мировой экономики. Потребление США, составляющее в среднем 30% от всего частного мирового потребления, создало мировой спрос. И действительно, начиная с 60-х годов мультинациональные компании США увеличивали свое производство за рубежами США: в Европе и в странах с дешевой рабочей силой. Потребление росло, что означало и рост импорта. И США скоро пришлось иметь дело с растущим торговым дефицитом.

Растущий обменный курс доллара (вызванный высокими процентными ставками) имел двойной эффект. С одной стороны, сильный доллар позволял людям покупать более ценные иностранные товары, с другой стороны, он также привлекал иностранных инвесторов. Таким образом доллары, покидавшие страну для оплаты товаров, были реинвестированы как капитал в облигации (бонды) правительства США и в банки США. Доллар гарантировал, что сверхпотребление состоятельных слоев будет вечным. Другими словами, экономика США была поддержана внешним миром.

В то же время произошла решающая эволюция в жизни компаний. Компании работали все больше и больше для фондовой биржи. Тон задал Джек Уэлч (Jack Welch). В 1981 году Джек Уэлч возглавлял компанию Дженерал Электрик, в которой работало 400 000 человек. Он стремился к тому, чтобы превратить Дженерал Электрик в самую конкурентоспособную команию в мире, и у него были собственные методы достижения этой цели. Первый шаг? Каждый год увольнять 10% наименее эффективных работников. Второй шаг? На пике производственной деятельности вывести компанию на финансовый рынок. Это Уэлч и сделал с Дженерал Электрик. Доходы группы взлетели с 1.5 миллиарда долларов в 1980 году до 4 миллиардов в 1990 году и 7.3 миллиарда долларов в 2000 году. Акционеры ликовали.

Метод Уэлча оказался столь успешным, что скоро превратился в норму в США и даже во всем промышленном мире Запада. Дивидентные доходы устанавливались заранее, обычно около 15%, что было гораздо выше, чем средняя норма прибыли. И эти границы прибыли калькулировались заранее в стоимость продукции. Вычет прибыли делался до, в не после.Это заставляло компании постоянно экономить везде, где возможно, и часто идти на финансовый риск. Они рвались в финансовый мир, работали в основном с наличными, взятыми в долг, и полагались на финансовый левередж. [8]

Доход от акций стал последним и главным критерием; единственным методом определения ценности компании стала оценка стоимости акций компании. Чем выше их рыночная стоимость, тем больше инвесторов они привлекали. Так вступил в действие третий элемент.

Промышленность США стала фокусироваться в первую очередь на высокотехнологичную продукцию и на центральной деятельности per branch, то есть на наиболее выгодные секторы. Вторичная деятельность отдавалась субподрядчикам и часто переводилась в страны с дешевой рабочей силой. Так стали развиваться maquiladoras в Мексике. Их число выросло с 620 в 1980 году (на них тогда было занято 120 000 работников) до 2 800 в 2006 году и они давали работу 1.2 миллиона человек. Подобное развитие наблюдалось в таких странах как Малайзия, Сингапур и Тайвань.

Подобные методы использовались по всему миру. В настоящее время многие монополии используют 15%-ое правило для удовлетворения своих акционеров, и многие европейские и японские монополии больше зарабатывают на своих финансовых операциях, чем на фактической промышленной продукции.

Отмена финансового регулирования (дерегулирование) и необузданное распространение ускорили нынешний финансовый крах.

После краха 1929 года и банкротства ряда банков в США было принято ряд мер для предотвращения подобных событий. Закон Гласса-Стиголла, принятый в 1933 году, разделил банки согласно их деятельности на два уровня (коммерческие и инвестиционные) и основал Федеральную депозитную страховую корпорацию для страхования банковских депозитов. Этот закон также ввел меры, ставшие известными как «правило Кью» , целью которого было запрещение дифференциации процентных ставок в зависимости от размера состояния клиента. При отсутствии такого регулирования банки привлекали бы более богатых клиентов, предлагая им более высокие процентные ставки, что могло бы поставить в опасность обычные банки.

Тем не менее в начале 60-х годов эти юридические ограничения постепенно снимались, и к 1980 году они были полностью аннулированы. Возник постоянно растущий рынок деривативов (ценных бумаг, цена которых определяется другими активами). Это вело к удивительным конструкциям. Облигации выпускались уже без всякого хеджирования, даже в долг. Была спровоцирована настоящая революция в сфере финансирования инвестиций и поглощений. Компании больше не зависили от банковских ссуд, а могли финансировать свои операции за счет выпуска ценных бумаг. Некоторые даже специализировались на их выпуске. Когда Клинтон при шел к власти дифференциация финансовых институтов была отменена. Произошло тотальное дерегулирование. Другие страны последовали примеру США.

Финансовые инструменты распространились и в свою очередь стали объектом спекуляции. Спекуляции выросли до такой степени, что традиционные отношения между банками и промышленностью кончились и приняли совершенно другие формы. Ленин в своей работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» показывает как объединение банковских монополий и промышленных монополий создает то, что в последствие получает название финансового капитала. Он объясняет, что собственность и проценты связаны, потому что при кредите банки постепенно становятся собственниками промышленности. Ленин делает вывод: „Концентрация производства; монополии, вырастающие из нее; слияние или сращивание банков с промышленностью – вот история возникновения финансового капитала и содержание этого понятия». [9] Захват финансовым миром промышленности и их сплетение не ослабли. Однако крупные коммерческие банки основали финансовые институты, имеющие гораздо более гибкие структуры и прибегающие по преимуществу к новым финансовым инструментам. Эти институты в состоянии выходить с более крупными суммами для операций по поглощению и предпочитают действовать на международных рынках, тогда как банки обычно тесно связаны с национальными рынками.

Доля регулярного рынка, которую контролировали банковские и страховые брокеры в финансовых активах США, с 1980 года по 2007 год сократилась в два раза, с 70% до 35%. Доля акционерных фондов, пенсионных фондов, хеджевых фондов и т.д. выросла в такой же пропорции. Начиная с 1990 года хеджевые фонды быстро растут; они совершают агрессивные инвестиции и на них приходится 40% всех операций на фондовой бирже. В 2007 году 11 000 хеджевых фондов оперируют 2 200 миллиардами долларов. Для многих хеджевые фонды представляют новую «черную дыру», которая может привести к новой финансовой катастрофе.

Сегодня несколько таких гигантских частных фондов как ККР, Блэкстоун, Карлайл и Серберус контролируют международный финансовый рынок, что означает их контроль над акциями многих компаний. Банкам дана новая роль: предоставление ссуд этим специализированным фондам.

Таким образом определение Лениным финансового капитала не потеряло своей актуальности. Ленин также говорил о растущей сепарации контроля за производством и слоя паразитов, «стригущих купоны». Книга написана Лениным в 1916 году, почти столетие назад, но следующие слова могли бы быть написаны и сегодня: «Капитализму вообще свойственно отделение собственности на капитал от приложения капитала к производству, отделение денежного капитала от промышленного, или производительного, отделение рантье, живущих только доходом с денежного капитала, от предпринимателя и всех непосредственно участвующих в распоряжении капиталом лиц. Империализм или господство финансового капитала есть та высшая ступень капитализма, когда это отделение достигает громадных размеров. Преобладание финансового капитала над всеми остальными формами капитала означает господствующее положение рантье и финансовой олигархии, означает выделение немногих государств, обладающих финансовой «мощью», из всех остальных.» [10]

Лиссабонская стратегия (2000 год) поставила перед ЕС цель догнать экономику США к 2010 году. Но амбиции ЕС пошли еще дальше. Под давлением кризиса, начавшегося в 1973 году, европейская буржуазия решила вдохнуть новую жизнь в идею объединения Европы, особенно из-за агрессивной реакции США на этот кризис.

В первые годы кризиса вмешательство европейских властей ограничивалось реструктурированием сталеплавильной и других оказавшихся под угрозой отраслей промышленности. Но Европейский Союз хотел догнать Соединенные Штаты. В 1983 администраторы 17 крупных европейских монополий провели круглый стол европейских промышленников. Европейскому круглому столу предстояло написать программу Закона о единой Европе (Single European Act), принятый в 1985 году, и закончить проект 1990 года о едином европейском рынке. Этот проект обязан своим рождением энтузиазму Жака Делора и его Европейской комиссии. События ускорились в 1991году с подписанием Маастрихтского договора, установившего единую европейскую валюту и общую европейскую внешнюю политику. Лиссабонская стратегия четко сформулировала великую цель - сделать ЕС наиболее динамичной и конкурентоспособной экономикой мира, основанной на наукоемких отраслях.

Во многих областях был принят подход Соединенных Штатов: фискальные реформы, увеличение нагрузки, приватизация социального обеспечения, тотальный свободный рынок, экспансия фондовых бирж. Конкурнтные преимущества слабой системы социального обеспечения подтолкнули европейские страны на путь ликвидации исторических достижений, таких как система социального обеспечения. И в Европе стала быстро увеличиваться пропасть между богатыми и бедными. С начала 90-х годов ЕС провел либерализцию телекоммуникаций, железнодорожного сообщения и почтовой службы. Коммунальные службы, которые в повседневной жизни Европы имеют гораздо большее значение, чем в США, были демонтированы и переданы частному сектору. Болонская система означала, что Европа будет копировать американскую модель образования, которая гораздо больше ориентирована на удовлетворение нужд и интересов промышленности. Крушение социалистических стран в 1989 году придало еше большие силы либеральному наступлению. Страх коммунизма исчез, капитализм торжествовал.

Тем не менее в Европе капиталисты столкнулись с более сильной оппозицией своим демонтировочным планам. Даже несмотря на то, что профсоюзы еще не организованы на всеевропейском уровне, в результате национальных митингов и забастовок эти планы были замедлены, не могли быть осуществлены сразу во всех странах, а проводились постепенно в одной стране за другой.

Короче: тот факт, в США начиная с 1973 года в большой степени стимулировали потребление, не разрешил кризиса. Напротиа, помог затянуть кризис. После 1973 года темпы роста уже никогда не достигнут уровня 60-х годов. Подобно Домоклову мечу кризис перепроизводства не престанет угрожать мировой экономике.

Перепроизводство ведет к излишкам капитала. Излишкам, которые не могут быть использованы для увеличения производства, так как это сталкивается с лимитами рынка. Этот излишний капитал ищет области, где бы он мог принести высокие доходы, и именно здесь ему приходит на помощь финансовый сектор. Условия для этого были созданы путем дерегулирования финансовой сферы и роста числа новых финансовых инструментов. И все это было довершено чрезмерным стимулированием кредитов, так как предоставление кредитов является способом делания денег из ничего.

Большой шаг в направлении финансового распространения был сделан, когда долги стали использовать для хеджирования при выпуске ценных бумаг или финансовых деривативов, что называется секьюритизацией. Таким образом любой долг может быть обращен в ценную бумагу, то есть он может продолжать покупаться и продаваться и как результат этого становится объектом спекуляции. С этого момента любой полюс экономического роста может стать краеугольным камнем финансового пузыря. Деньги ссужаются полюсам экспансии в экономике и эта ссуда рассматривается как ценные бумаги. Полюсы роста также ведут к подъему фондовых бирж и, как результат, развязываются руки финансовым институтам и спекулянтам. Так рождаются возмутительные финансовые пузыри, которые привлекают инвесторов и спекулянтов. Появляется фиктивный капитал, который опирается исключительно на надежду нескончаемого роста. Раньше или позже эти пузыри неизбежно лопаются.

Однажды это уже случилось с долгами третьего мира в конце 70-х годов, что в результате привело к краху в латино-американских странах в 1982-1984 годах, о чем мы уже говорили выше. История повторила себя в 1997 году появлением гигантского финансового пузыря на азиатских рынках. Девальвация тайландской валюты вызвала крах. Побочные эффекты этого краха чувствовались даже в России и Бразилии. Тогда хеджевые фонды обратились к высокотехнологичным компаниям Силиконовой долины. Этот пузырь также лопнул с крахом NASDAQ в 2000 году. И здесь наступает момент начала истории ипотечного пузыря.

Вслед за крахом NASDAQ Федеральная резервная система (ФРС) снизила свою т.н. «прайм-рейт» [11] до 1% в попытке задержать угрозу регрессии. Ипотечные банки агрессивно воспользовались преимуществом низких ставок для выпуска ссуд на покупку домов. Они предлагали чрезвычайно выгодные условия и почти не требовали гарантий. Действительный рынок вовсю расширялся и все думали, что цены будут продолжать расти, имея в виду что solvency [12] заемщиков проблемы не представляет: их доля, а также деньги могут быть отобраны. Неплатежеспособным гражданам разрешали брать ссуды на специальных условиях. Это стали называть низкокачественными кредитами (subprime loans). Ипотечный рынок парил в облаках, и беднейшие слои населения схватились за предоставившуюся возможность. Доля т.н. низкокачественных кредитов в общей сумме ипотечных ссуд в США выросла с 8% в 2001 году до 20% в 2007 году.

Остальное доделало дерегулирование финансового рынка. Ипотечные банки продали свои низкокачественные кредиты ( а вместе с ними и риск) специализированным компаниям, [13] которые выпустили на рыной ценные бумаги, хеджированные этими ипотеками. В результате ипотечные банки могли продолжать предоставлять ссуды. В период с 2001 по 2006 год машина работала хорошо и общая сумма ипотечного долга в США составила 11,000 миллиарда долларов. Эти ценные бумаги были разбросаны по всему миру в банках, пенсионных фондах, коммерческих банках, спекулятивных фондах и хеджевых фондах, которые особенно увлекались этими бумагами.

Когда ФРС постепенно подняла процентрые ставки до 5,25% многие новые покупатели остались без гроша. Количество случаев, когда на заложенную недвижимость обращались взыскания, достигло колоссального размера, и рынок недвижимости сделал поворот. Число дефолтных (неспособных выплачивать долги) плательщиков росло с каждым кварталом и к концу 2006 года первые банки и хеджевые фонды оказались в затруднении.

Лавину уже нельзя было остановить и в сентябре 2008 года банковский кризис достиг своего пика.

Но еще более убийственными были последствия для домовладельцев. Более двух миллионов из них потеряли свои только что купленные дома и остались под открытым небом.

Однако уже давно кризис касался не только США. По всему миру списывались «бросовые» облигации (junk bonds) на общую сумму более 1000 миллиардов долларов, и банки один за другим заявляют о своих потерях. Ситуация ухудшается, когда в качестве предосторожности банки осушают межбанковский рынок из-за роста всеобщего недоверия. Это недоверие передается публике и угроза «штурма банков» висит в воздухе.

Как случилось, что лопнувший ипотечный пузырь ударил гораздо сильнее, чем предыдущие и все финансовая система оказалась на краю пропасти? Это самый большой финансовый пузырь в истории и своими «бросовыми облигациями» он заразил всю систему. Все меры защиты и государственного контроля были демонтированы таким образом, что никто не в состоянии установить действительную ценность ценных бумаг на основе ипотеки или их местонахождение. Это сделало цепную реакцию неизбежной.

О степени серьезности нашей нынешней ситуации можно судить по той панике, которая заставила правительства почти всех стран быстро придти на помощь своим банкам, и по размерам вмешательства государства. Чтобы оценить размер этого вмешательства, полезно знать, что семь лет войны в Ираке и Афганистане стоили 750 миллиардов долларов. Это лишь немногим больше, чем те 700 миллиардов долларов, которые план Полсона предлагал правительству США потратить на выкуп у банков плохих долгов. Но это не все. Чтобы спасти такие банки как Bear Stearns и национализировать такие финансовые институты как Fannie Mae, Freddy Mac и AIG была потрачена другая пара сотен миллиардов долларов. Если сложить все эти различные типы вмешательства, то получится около 1 800 миллиардов долларов. Отметим, что ВВП всего африканского континента в 2007 году составил 2 150 миллиардов долларов. Вполне очевидно, что столь большая сумма будет иметь серьезные последствия для государственного долга, бюджета и в конечном счете для налогоплательщиков Соединенных Штатов. По оценкам этим последним придется раскошелитьтся по крайней мере на 2 000 долларов.

Сумеет ли председатель ФРС Бен Шалом Бернанке найти новый сектор, чтобы раздуть новый пузырь и принести некоторое облегчение? Это не представляется вероятным. Потребление США потерпело крах и многие инвесторы потеряли на фондовой бирже крупные суммы денег. Финансовые инструменты и реальная недвижимость много потеряли в цене и не могут быть использованы для хеджирования нового кредита. Кредита, который по понятным причинам банковский сектор станет давать довольно неохотно. Снижение процентных ставок с целью оживить экономику тоже неподходящий вариант, так как ставки.равняющиеся ныне 3% уже и так находятся на самом низком уровне.

Ясно, что единственным выходом из этого постоянно отодвигаемого кризиса перепроизводства является ликвидация производственных мощностей. Это означает, что худшее еще впереди. Кризис обещает быть долгим и глубоким. Страны третьего мира первыми станут свидетелями снижения своего экспорта, они будут обеспечивать меньше сырья и снова окажутся под железной рукой МВФ и его планов реструктурирования.

В течение многих лет США удавалось вести корабль своей экономики, перекладывая эффекты кризиса на другие страны. Способ, которым США искуственно раздувает свою экономику, также отражается на всем мире. США многое себе позволяли благодаря своему положению сильнейшей экономической державы. Похоже, что на этом уровне положение меняется. То обстоятельство, что крупнейшим банкам США едва удалось избежать катастрофы, и расстройство глобальной финансовой системы неизбежно приведут к истощению как экономики, так и власти США.

Финансовые трудности Америки идут рука об руку с войной против терроризма по мере того, как США запутываются и даже заходят в тупик как в Афганистане, так и в Ираке. Политическая власть США внутри международных институтов и на дипломатическом фронте все больше ставится под вопрос. Мировой порядок вновь начинает меняться, формируется более многополярный мир.

Экономика США пока все еще остается самой сильной в мире.Но за последние несколько десятилетий экономика искусственно раздувалась с тем, чтобы она продолжала оставаться мотором глобальной ситуации, и за это США платят сейчас тяжелую пошлину: их текущий счет показывает чрезвычайно высокий дефицит, который главным образом объясняется их торговым дисбалансом. Врезультате доллары разбросаны по всему миру и иозвращаются в США в форме инвестиций или капитала. Это может так продолжаться только до тех пор, пока доллар будет оставаться валютой международной торговли и резервов. Однако крах финансового сектора рано или поздно лишит доллар этой исключительной позиции.

Астрономические суммы, которое американское правительство впрыскивает в свою банковскую отрасль, будут только увеличивать государственный долг, который уже достиг колоссальных размеров из-за военных расходов. Все меньше и меньше стран будут склонны безоговорочно инвестировать свои ресурсы в США и поддерживать таким образом доллар в качестве международной резервной валюты. Раньше или позже настанет конец долларовой империи.

Начинает вырисовываться роль Китая. Как главная восходящая держава эта страна уже оказывает значительное влияние на мировую экономику благодаря растущему активу своего торгового баланса и значительным финансовым резервам. Американский дефицит составляет 800 миллиардов долларов каждый год. Джу Мин, вице-президент Национального банка Китая, считает, что США не смогут больше полагаться на Китай в деле размещения необходимых государственных облигаций с целью финансировать спасение банков США.

Как будет реагировать империя США? Продолжая увеличивать свои расходы на войну и проводя свои военные авантюры? В настоящий момент это остается открытым вопросом, но исторический факт остается фактом: только массивное разрушения производственных мощностей в ходе войны смогло найти выход из последнего серьезного системного кризиса, кризиса 1930-х годов.

Преграда была убрана с дороги. После финансового краха, после того, как лопнули гигантские пузыри, вся тяжесть кризиса перепроизводства падает на наши головы. Напоминая скорее длительную депрессию, чем легкий мертвый сезон. И даже громадное количество используемых наличных не сможет держать этот поток под контролем.

Что касается причин, то виновных ищут везде: во всем виноваты низкокачественные ценные бумаги , хеджевые фонды, США...

Карел Ван Миерт (Karel Van Miert), бывший лидер Фламандской социалистической партии и бывший глава антимонопольной комиссии ЕС и администратор компании Филипс, считает, что в крахе виновата погоня банкиров за прибылью. Не знающая пределов алчность банкиров? Все подходит для того, чтобы спрятать факт: за погоней за прибылью – в которой участвуют не только банкиры, но и такие компании как Филипс – скрывается постоянное и периодически повторяющееся явление. Это явление Карл Маркс открыл более 150 лет назад: капитализм не может существовать без кризисов.

Когда речь заходит о решении проблемы, то наблюдается немалый консенсус, от социал-демократов до либералов: необходимо усиление транспарентности (прозрачности), регулирования и контроля.

Нет, речь уже идет не о кучке алчных дельцов. Не о погоне за прибылью пары банкиров. Не об отсутствии финансового регулироания, на что многие ссылаются. Нет, проблемы не могут быть решены с помощью «действительно свободного рынка, рынка, соблюдающего правила». Кризис заложен в самой системе.

Никогда раньше человечество не производило столь много богатства, но и никогда раньше оно не производило такой нищеты. Только труд всех и каждого – и только труд – может создавать благосостояние, а не капитал. Элементарная логика требует того, чтобы коллективно произведенные блага использовались для улучшения условий жизни всех людей. Это невозможно в капиталистической экономике, которая функционирает согласно интересам крошечного меньшинства и неизбежно ведет к кризисам. Вот почему все значительные средства производства должны быть переданы в в общественную собственность.

18 ноября 2008 года

*Jo Cottenier является автором La Société Générale 1822 – 1992 (вместе с Patrick De Boosere и Thomas Gounet) EPO, 1989 , а также автором Le temps travaille pour nous (Время работает на нас) (вместе с Kris Hertogen) EPO, 1991. Он является членом Бюро Рабочей партии Бельгии

Henri Houben, доктор экономических наук, научный сотрудник Института марксизма (the Institute of Marxist Studies), специализируется на изучении мультинационального капитала, Европейской стратегии занятости и экономического кризиса. В настоящий момент он работает над книгой об экономическом кризисе, выход которой ожидается весной 2009 года..