В течение последних месяцев  возможность вхождения в состав правительства встала на повестку дня для некоторых (бывших) коммунистических партий.  В Германии партия Ди Линке («Левые») принимала и продолжает принимать участие в региональных правительствах. Эта партия обсуждала вопрос о возможном участии на федеральном уровне. В Греции и Нидерландах левая коалиция «Сириза» и нидерландская Социалистическая партия (« Socialistische Partij » - SP)недвусмысленно заявили, что готовы войти в правительство. Так как в  2012 году во Франции на последних  парламентских выборах Социалистическая Партия набрала достаточное большинство, вопрос об участии в новом правительстве Французской Коммунистической партии перестал быть актуальным. В последние десятилетия ФКП, итальянские Рифондационе Коммуниста и Партия итальянских коммунистов входили в правительства.

В 2008 году английский левый журнал «TheNewStatesman», анализируя успехи на выборах некоторых из этих партий, пришел к следующему выводу: «Можно уверенно заявить, что мы наблюдаем энергичное возвращение социализма – чистого, нефальсифицированного социализма, идеологии, которую либеральные капиталисты считали уже мертвой. По всему континенту  заметна тенденция, когда давно сущестствующим левоцентристским  партиям бросают вызов  четко выраженные социалистические партии. Упомянутые партии выступают за ренационализацию ранее приватизированных государственных предприятий и прекращение дальнейшей либерализации государственного сектора. Они призывают к установлению новых налогов на богатство и к радикальному перераспределению богатства. Они защищают государство всеобщего благосостояния и право всех граждан на достойную пенсию и бесплатное медицинское обслуживание. Они резко выступают против войны – и любого дальнейшего расширения НАТО.  И что самое главное – они бросают вызов экономической системе, в которой интересы простых трудящихся людей подчиняются интересам капитала». [1]

К сожалению, эти перспективы достижения  через выборы светлого социалистического будущего для Европы наткнулись  на последние результаты выборов и, что более важно, на политическую эволюцию этих партий.

Большинство этих партий было создано после того, как Горбачев провел свою бархатную контрреволюцию.  В Италии историческая Итальянская коммунистическая партия (ИКП) в 1991 году на партийном съезде в Римини превратилась  в обычную социал-демократическую партию.  В том же году итальянские коммунисты основали Партию коммунистического возрождения – Рифондационе Коммуниста.  Внутри Рифондационе еще долго шла дискуссия о стратегическом курсе партии. Она резко усилилась, когда партию возглавил Фаусто Бертинотти.  На 5-м съезде Рифондационе в феврале 2002 года он представил  свои 63 тезиса как  совокупность «инноваций». Он открыл «новый рабочий класс», который был рожден в Генуе в 2001 году; а также представил «концепцию новой партии», выбросив «устаревшую» партию авангарда и заменив ее «партией, являющейся частью «движения движений». Он нашел «новое определение империализма», где мир уже больше не разделен между капиталистическими блоками и война уже больше не означает передел мира; старый демократический централизм был заменен «правом тенденции»; коммунизм по его словам мог быть возрожден только путем полного разрыва с «реально существующим социализмом». [2]

После 36 месяцев всех этих новшеств руководство Рифондационе было готово войти в правительство вместе с христианскими демократами Романо Проди и социал-демократами Массимо Д'Алема.  На Шестом съезде Рифондационе в марте 2005 года  Бертинотти заявил, что его партия должна стать движущей силой процесса реформ. И для достижения этой цели  необходимо участие в правительстве В своей вступительной речи Бертинотти призывал «заняться перестройкой, в ходе которой  сплавятся радикальность и  постепенность,  процесс и реформа, демократия и перемены...» [3] В заключительной речи на съезде он заявил: «Правительство, даже самое плохое, это только промежуточный период, период компромисса. Партия должна быть поставлена в такие условия, когда она сможет продемонстрировать свою стратегию, показать, что она хочет идти дальше...» [4] Чтобы предупредить обвинения его партии в том, что она заключает коалицию с  бывшим председателем коммиссии ЕС Романо Проди, коалицию, поддерживающую ЕС,  Бертинотти не находит ничего лучшего как сделать избитый социал-демократический пируэт: «Мы должны распространять идею, что движению и партии необходимо сохранять автономию от правительства.  Они должны придерживаться своей собственной линии и  стратегии, которая выходит  за рамки правительственной.» [5]

Хорошо известный член Бильдербергской группы Романо Проди, присутствовавший на съезде, очень благожелательно воспринял разворот лидера Рифондационе: «Это – предложения реформистской партии, которая готова взять на себя правительственную ответственность». [6]

Менее чем за десять лет Бертинотти удалось поставить огромный революционный потенциал под контроль системы. В 2007 году Рифондационе присоединилась к коалиции «Оливковое дерево». При отсутствии четкой, антикапиталистической левой оппозиции политике войны и жесткой экономии правительства Проди правые силы заполнили политический вакуум и вернули к власти Берлускони.  Левые потерпели на выборах разгром и Рифондационе потеряла все свои парламентские места. Это одно из последних свидетельств того, какой вред может нанести ревизионизм. Сегодня итальянское коммунистическое движение находится в глубоком кризисе.

Двадцатый век уже доказал  банкротство тех, кто заявлял о возможности изменения соотношения сил в пользу рабочего класса через большинство в буржуазных парламентах.

В эйфорическом состоянии после победы на выборах в 1981 году Франсуа Миттерана председатель ФКП Жорж Марше посылает четырех коммунистов в правительство, дабы изменить «соотношение сил». Ролан Леруа,  один из  руководителей  Французской коммунистической партии, объяснял: «Наше присутствие (в правительстве) соответствует нашему предназначению и нашей стратегии: использовать все возможности сделать даже самый маленький шаг на пути построения подлинного социализма демократическими средствами». [7]

Вместо подлинного социализма французский рабочий класс получил Трудовой кодекс,предусматривавший отмену государственного регулирования трудовых отношений, дальнейшее сокращение расходов на социальные нужды и прекращение индексации  заработной платы в зависимости от индекса цен. Шестнадцатью годами позже, в июле 1997 года руководство ФКП повторило тот же шаг. Три министра-коммуниста вошли  в левое правительство, так называемое «laGauchePlurielle» («плюралистические левые» – Социалистическая партия, ФКП, Зеленые, Гражданское движение MDC), которое пришло к власти после ожесточенных схваток 1995  года. Результат?  Правительство Жоспена приватизировало больше предприятий, чем правые кабинеты  Жюппе и Балладура.  Приватизация AirFrance прошла под контролем коммунистического министра  транспорта Жан-Клода Гейсота. «Капиталу были открыты» Thomson, AirFrance, FranceTélécom, страховые компании  GANandCIC, банк Société MarseillaisedeCrédit, компании CNP, Aérospatiale. Руководство ФКП осталось в правительстве  Жоспена, когда Франция поддержала в 1999 году бомбардировку НАТО Югославии.

Конечно, были сделаны и некоторые уступки требованиям профсоюзов, но также, как и в случае правительства Народного фронта в 1935 году, эти уступки были прежде всего результатом той масштабной борьбы, которая предшествовала и сопутствовала победе левых на выборах.

Претензии  на достижение  в парламентской сфере изменения соотношений сил в пользу трудового населения являются абсурдом в глазах всех тех, кто следит за  парламентским цирком, кто видит тысячи лоббистских групп и исследовательских центров, оплачиваемых бизнес-группами и призванных оказывать  прямое влияние на политические решения.  И то, как «богатство пользуется  своей властью, пусть не прямо, но гораздо более эффективно, нигде не демонстрируется так наглядно, как в Соединенных Штатах.  В 2000 году первые 429 мест в Конгрессе США занимали кандидаты, чьи избирательные кампании были лучше всего обеспечены финансами, и только места с 430 по 469 достались менее «удачливым» кандидатам. [8]

Если и есть польза у всей этой истории с неолиберализмом, то заключается она в следующем: власть самых сильных групп капитала над национальными государствами, европейскими институтами и международными финансовыми институтами никогда не проявлялась столь открыто и бесстыдно. Реальные решения являются прерогативой исполнительных органов уже много десятилетий и парламент представляет собой всего лишь механизм для голосования, единственная задача которого – ратифицировать решения, уже принятые на правительственном уровне. Более того, и сегодня законы подготавливаются в министерских кабинетах, причем часто непосредственно лоббистскими группами крупных фирм.

Безусловно нужно помнить о том, что сегодня в Европе большинство считает существующий общественный порядок единственно возможным. И европейские коммунисты должны приспосабливать свою тактику к этому. Революционный процесс требует тактической гибкости, учета политической реальности. Четкой оценки цели каждого сражения, точного знания классовых противоречий и соотношения сил, а также широких союзов.

Мы боремся за реформы, мы боремся за укрепление политической и организационной силы трудового населения.  Мы не говорим им: «Мы решим это для вас», главное в наших словах – «Возьмите свою судьбу в свои руки».  В борьбе трудящиеся набираются опыта, а наша задача –  показать им социалистическую перспективу.  Даже если говорить о реформах, решающим является не парламент или успех на выборах, а борьба. Все, что  когда-либо было  достигнуто рабочим движением, было достигнуто организацией, политическими кампаниями и созданием благоприятного соотношения сил на улицах

Но прочный мир и социальный прогресс не могут быть достигнуты без социалистической революциии и социалистического общества.

Парламентский, мирный путь к социализму основывается на иллюзии, что крупный капитал добровольно отступит в сторону и передаст без борьбы свою государственную машину рабочему классу, когда последний будет  в достаточной мере представлен в парламенте.

8 и 9 мая 2004 года две вышеупомянутые партии, ФКП и Рифондационе Коммуниста были среди учредителей Партиии европейских левых. 300 делегатов от 15 партий из 12 европейских стран приняли Устав и Манифест новой партии. Председателем был выбран Бертинотти.

Партия европейских левых – это качественный шаг от революции к (левому) реформизму, – сказал один из ее учредителей,  глава ПДС Лотар Биски. В интервью газете «Фрейтаг» (Freitag) он объяснял: «Для политических сил в Европейском Союзе, вышедших из революционного рабочего движения, Партия европейских левых означает новый качественный шаг в процессе адаптации к левому социализму.»[9]

Ни в «Манифесте Европейских левых», ни в их «Уставе» даже и не упоминаются частная собственность на средства производства, экономический кризис, являющийся неотъемлемой частью этой системы, убийственная монополистическая конкуренция, перераспределение мира между главными империалистическими державами. Партия европейских левых обещает «прогрессивную альтернативу», «мир», «социальную справедливость» и много других прекрасных вещей, с которыми любой будет согласен.[10]

Все это остается неясным и все остается в пределах системы и ее отношений собственности. И вы напрасно будете искать какую-либо ссылку на стратегию социальной революции. Напротив, партия полностью фокусируется на «глубинной реформе институтов системы»: «Мы хотим обеспечить, чтобы выборные институты – Европейский парламент и национальные парламенты – имели больше власти и контроля».[11]

Одной из основных партий внутри ПЕЛ является германская Левая партия, Ди Линке, возникшая в результате объединения в 2007 году Партии демократического социализма (ПДС), официального правопреемника СЕПГ (правящей партии ГДР ), и ВАСГ (Избирательная инициатива за труд и социальную справедливость WASG), объединявшей разочаровавшихся левых социал-демократов, профсоюзных деятелей и троцкистские группы в Западной Германии.

ВАСГ (WASG) была создана в 2005 году как результат протеста против правительства  Герхарда Шрёдера, представлявшего коалицию Социал-демократической партии (СДПГ) и Партии Зеленых.  Введенная ими реформа Харц IV (HartzIV), лишавшая безработных через год после потери работы пособия по безработице и толкавшая их в систему социальных пособий, привела к формирванию  громадного сектора людей,  получающих низкую заработную плату.  Последствия реформы Харц IV были катастрофическими для большой части рабочего класса.  Доклад ООН о социальном положении в Германии [12] отмечает, что сегодня 13 процентов населения живут ниже порога бедности и 1,3 миллиона человек, хотя и имеют работу, но нуждаются в дополнительной поддержке, так как на их доходы невозможно прожить. Детская нищета затрагивает 2,5 миллиона детей.  Исследования показывают, что 25 процентов учащихся отправляются в школу без завтрака. В восточной Германии через 20 лет после воссоединения безработица по-прежнему в два раза выше, чем в западной части.

Растет нищета среди достигших преклонного возраста из-за снижающегося уровня и размера пенсий, что является результатом низких заработных плат,а также из-за антигуманных условий в некоторых домах для престарелых. В период с 2001 по 2010 год пенсии росли в среднем только на 0,82 процента в год, тогда как средний уровень инфляции равнялся 1,36 процента, и инфляция продолжает расти. Сегодня 8,2 миллиона людей работают по временным контрактам или на условиях мини-занятости  (“mini-jobs”), получая менее 400 евро в месяц. 75% всех «новых рабочих мест» являются временными.  Все это делается в интересах сверхбогатых. В Германии в 2010 году было 924 000 миллионеров, то есть за три года их число выросло на 7,2 процента.

Эта так называемая реформа расколола социал-демократическую партию и привела к тому, что  Лафонтен, бывший министром труда в правительстве социал-демократов, покинул партию. За ним последовала вся секция профсоюзного движения Германии. Они создали ВАСГ. Объединенная партия ВАСГ-ПДС стала называться Ди Линке – Левые –  и на федеральных выборах в 2009 году набрала 11,9% голосов и получила 78 мест. Число членов партии выросло до 80 000 человек.

Но тремя годами позже, согласно самым последним опросам у Ди Линке на следующих выборах возникнут проблемы и они могут не преодолеть 5%-ый барьер, относящийся ко всем национальным и региональным выборам. В мае 2012 года они потеряли свои места в региональных парламентах двух западных земель – в Шлезвиг-Гольштейне (число полученных ими голосов снизилось с 6% до 2,2% ) и Северном Рейне-Вестфалии ( с 5.6% до 2,5%).  Число членов партии упало ниже 70 000.

Ди Линке приняла новую программу в 2011 году на съезде в Эрфурте [13]. Эта программа представляет собой смесь так называемых марксистских тенденций и очень даже реформистских реальностей.

Ди Линке – «социалистическая партия, которая выступает за альтернативы, за лучшее будущее» (стр.4). Это будущее вполне правильно включает «жизнь в социальной обеспеченности; гарантированный минимальный доход, не позволяющий скатиться за порог бедности и комплексную защиту от увольнения; основанные на принципе социальной солидарнсти и предусмотренные законом достойные  пенсию, здравоохранение, качественное бесплатное образование для всех, культурное многообразие и участие всех граждан в пользовании культурными достижениями общества; справедливую систему налогообложения, облегчающую положение имеющих маленькие и средние доходы, повышающую налоги на высокие заработки и значительно увеличивающую налоги на крупные состояния; действующие демократию и законность, выступления против грабительской власти крупных монополий, за ликвидацию всех форм дискриминации по признаку пола, возраста, социального статуса, философии, религии, этнического происхождения, сексуальной ориентации и идентичности, а также по инвалидности любого рода».

Но не ясно, должно ли все это быть осуществлено в этой капиталистической системе или эта система должна быть ликвидирована.  В одной части программы  «нам нужна другая экономическая и социальная система: демократический социализм» (стр.4).  «Социальная рыночная экономика» критикуется как «компромисс между наемным трудом и капиталом, который никогда не мог уничтожить ни хищнической эксплуатации природы, ни патриархальных отношений в публичной и личной сферах». В других же частях  проблема уже не в системе, а в «неограниченном капитализме» (стр.58), в «неолиберальной политической модели» (стр.56) и в «нерегулируемых финансовых рынках» (стр. 15).

Текст говорит о «длительном процессе эмансипации, в ходе которого доминирующая роль капитала преодолевается через демократические, социальные и экологические усилия», ведя к «обществу демократического социализма» (стр.5). В другом месте «решающий вопрос социальных перемен – это вопрос собственности. До тех пор, пока решения, принимаемые крупными корпорациями, направлены на обеспечение желаемых доходов, а не на общественное благо, политика будет оставаться предметом шантажа и демократия будет подрываться».

В другой части «общественная собственность – это (только) услуги, представляющие общий интерес, социальная инфраструктура, энергетическая промышленность и финансовый сектор» (стр.5).  И программа копирует старый социал-демократический тезис о «демократии, которая распространяется на принятие экономических решений и подчиняет все формы собственности эмансипационным, социальным и экологическим стандартам. Без демократии в экономике демократия остается несовершенной...» Так что в этом случае под этой «другой, демократической экономической  системой» подразумевается регулируемая рыночная экономика. «Мы поставим рыночное регулирование производства и распределения в демократические, социальные и экологические рамки и под контроль».  «Бизнес должен подвергнуться строгому контролю конкуренции»(стр.5).

Демократический контроль экономического развития «предполагает ограничение финансовых рынков и возвращение к их основной функции обслуживания реальной экономики, запрещение хедж-фондов (стр.29) в сочетании с мерами кейнсианской модели, направленными на «повышение внутреннего спроса» (стр.28).

Рабочий класс не играет никакой роли в завоевании политической власти. Разговор идет о «побеждающих большинствах» (стр.20), и «демократический социализм» может быть достигнут в рамках «демократических» структур и «социального правового государства», предусмотренных конституцией Германии.

Разведывательные службы должны быть ликвидированы, а «демократический контроль» над армией и полицией будет достаточен для того, чтобы поставить последние на службу социализму.

Согласно программе вхождение в правительство имеет смысл, если оно основано на «отказе от неолиберальной политической модели» и ведет к «социально-экологическим переменам» и если оно может достигнуть улучшения  в уровне жизни народа». Таким образом «политическая влияние партии Левых и социальных движений может быть усилено» и чувство политической беспомощности, которое многие испытывают, можно будет «заставить отступить» (стр.56).

Можно только недоумевать, как они могли занять такую позицию всего через несколько месяцев после  берлинской катастрофы – краха того, что представлялось как передовой пример стратегии партии.

В августе 2010 года Ди Линке потерпела сокрушительное поражение на выборах в сенат Берлина. После десяти лет их деятельности в региональном правительстве Берлина поддержка партии упала с 22,3% до 11,5%.

Десять долгих лет коалиция СДПГ и Ди Линке управляла немецкой столицей. Она закрывала ясли и детские сады, сокращала пособия и приватизировала 120 000 муниципальных квартир. Левые проголосовали за частичную приватизацию трамвайного транспорта Берлина, вели кампанию против национального паритета заработнй платы для работников государственного сектора (в восточнй части страны по-прежнему зарабатывающих гораздо меньше) и агитировали против усилий  вернуть в общественную собственность компанию, снабжающую Берлин водой.  Они также помогли приватизировать часть главной берлинской больницы, что привело к ухудшению условий работы и снижению заработной платы.

Политолог Матиас Бенис,  представитель коалиции, боровшейся против приватизации водоснабжения Берлина, и политолог Бенедикт Угарте Шакон (BenedictUgarteChacón),  представитель движения, вызванного скандалом  с банком BerlinInitiative, на страницах «Юнге вельт» от 20 августа 2011 года подвели баланс этой разрушительной деятельности. Коалиция СДПГ-ПДС (позже Ди Линке) ясно  продемонстрировала суть  политики, начатой в 2002 году, проголосовав за предоставление помощи крупнейшему банку Берлина BankgesellschaftBerlin. Коалиция пошла на риск создания банком закрытого фонда недвижимости на сумму 21,6 милиардлв евро. С тех пор Берлинский округ берет на себя ежегодные потери этого банка. ПДС согласилась гарантировать доходы акционеров этого фонда за счет налогоплательщиков.

В то же самое время они проводили политику жесткой бюджетной экономии за счет, например, ликвидации пособий для слепых в 2003 году или социальных билетов на общественный трансапорт в 2004 году после того,  как федеральное правительство сократило  субсидии. И необходимо было широкое общественное возмущение для того,  чтобы эти билеты были возвращены, но уже по гораздо более высоким ценам.

Не пощадили и детские сады и университеты. Это привело к сильным студенческим протестам, и проходивший  6 декабря 2003 года в фешенебельной гостинице HotelMaritim в центре Берлина съезд ПДС  обороняли от возмущенных студентов специальные подразделения  полиции по борьбе с уличными беспорядками.

В результате мер, принятых в мае 2003 года, родителей обязали выплачивать по 100 евро для покупки учебников.

В Берлине Ди Линке несет также ответственность за ухудшение положения тысяч людей, снимающих жилье. В мае 2004 года власти  продали 65 700 квартир, находившихся в ведении компании государственного жилья GSW, за смехотворно низкую цену в  405 миллионов евро консорциуму фонда Уайтхолл инвестиционного банка Голдман Сакс и инвестиционной компании Cerberus.

Они также сократили пособия домовладельцам, сдававшим свои дома за социальную аренду, не заботясь о том, что будет с их жильцами. Квартплата за бывшие ранее более дешевыми квартиры, населенные в основном людьми с низкой заработной платой и безработными, выросла на 17 процентов.

В 1999 году тогдашнее правительство продало 49,9 процента компании Berlinwasser, снабжающей Берлин водой, мультинациональным компаниям RWE и  Vivendi (Veolia). В 2002 году ПДС получила портфель министра экономики, но никаких изменений не произошло.  Цены на воду выросли на 33 процента.  При предыдущем правительстве ПДС вела кампанию против частичной приватизации. Но министр от ПДС Вольф стал делать как раз то, против чего он прежде боролся: он гарантировал прибыли частных акционеров и городского бюджета в результате повышения цен на воду.

По коалиционному соглашению 2006 года Ди Линке и СДПГ обещали провести ренационализацию компании водоснабжения. Ничего сделано не было. Хуже того, они всеми силами боролись против широкого внепарламентского движения за публикацию секретных документов, связанных с приватизицией компании водоснабжения.  За это требование в ходе референдума проголосовало  666 000 человек.  После референдума власти были вынуждены признать это, но по-прежнему продолжали противостоять любым законным инициативам населения.

Все то, что они были вынуждены приводить в свое оправдание, было общей фразой всех социал-демократов: « без нас  было бы еще хуже». Нет, было бы точно так же, а может быть и лучше, потому что их участие в правительстве парализовало часть потенциального сопротивления.

После того, как избиратели отказали Ди Линке в своем доверии, последняя жаловалась, что не смогла навязать свои взгляда СДПГ. Существовали «ограничения в свободе движения», как выразился Клаус Ледерер, один из партийных руководителей.  Конечно, но если вы при вхождении в правительство обещаете добиться изменений, чего же вы удивляетесь, когда люди спрашивают у вас: что вы изменили?

Точно также, как и в Берлине, Ди Линке  участвовала в политике сокращений и закрытий в правительствах земель Мекленбург-Передняя Померания и Бранденбург.

Несмотря на это  на съезде в Эрфурте было принято решение, что вхождение в правительство имеет смысл.

 Сейчас в партии уже почти не подвергается  обсуждению вопрос об участии в буржуазных правительствах на местном и даже федеральном уровне.  Правое крыло в руководстве недавние слабые результаты даже использовала для требования того, чтобы партия отказалась «от желания оставаться в оппозиции»: она должна открыто заявить о своем намерении участвовать на всех уровнях правительственной структуры, особенно со своим «естественным коалиционным партнером» СДПГ. Дитмар Бартш, один из самых главных сторонников этой позиции, поддерживается партией во всех пяти восточных землях, где партия имеет гораздо больше членов. На востоке участие партии в правительствах сегодня становится нормой.

Оскар Лафонтен, который представляется как левое крыло партии, никогда не был противников участия партии в правящих коалициях – как раз наоборот. Он сторонник кейнсианства и мечтает  о неком национально ограниченном социальном государстве благосостояния.  Назад в 1970-е годы.  Он и его сторонники продолжают формулировать «принципы» и «условия», которым должно отвечать их согласие войти в правительство.

Внутри Ди Линке сегодня не подвергается сомнению, должны ли они хотя бы попытаться войти в региональные правительства.  Левое крыло не решается сказать, что партия не должна идти на это. « Мы не можем позволить СДПГ и Зеленым править в одиночку. Они могут только с нами.» – таков был заголовок главного документа партийного руководства на съезде в Ростоке в 2010 году.  Мы должны иметь альтернативы коалиции ХДС/ХСС. Как если бы СДПГ и Зеленые не выступали за то, чтобы за кризис платили трудящиеся. Вы уже больше не найдете острой политической критики этих партий. «Ди Линке может править, даже лучше, чем другие. И мы в Мекленбурге-Передней Померании имеем очень ясное представление о том, что и как можно улучшить» - заявил на этом съезде Штефен Бокхан (Steffen Bockhahn), председатель региональной организации Ди Линке земли Мекленбург-Передняя Померания. [14]

Ди Линке заявляет, что она объединяет социальный и политический протест, формулируя возможные альтернативы и политические решения в рамках правительства.  Как если бы сегодня существовало такое соотношение сил, которое позволяло бы оказывать на правительство давление, заставляя его идти на значительные реформы в интересах населения.  И результат, и не единственный, такой ориентации – парализация массовых движений, включение их в систему, как мы это видели в Берлине.

Опыт участия коммунистов в европейских правительствах доказал, что это участие не препятствует  даже приватизации, ухудшению социального положения, не останавливает даже империалистические войны.  Этот опыт подорвал доверие к партиям, которые вошли в правительства, и продемонстрировал, что они ничем не отличаются от других партий.

Участие в буржуазных правительствах при доминирующей роли капиталистических монополий ослабляет антикапиталистические силы.

Тем не менее некоторые партии отказываются извлекать уроки из этого опыта, тем самым доказывая, что они превратились в настоящие социал-демократические партии, готовые занять место прежних, уже дискредитировавших себя социал-демократических партий.

В Греции по мере того, как победа на выборах казалась все более реальной, Сириза, местная секция Партии европейских левых, делала свою программу все более приемлемой для руководства ЕС и греческой буржуазии. Их правительственная  программа [15] была представлена как «план выхода из кризиса». «Сириза призвана объединить народ вокруг программы правительства, дабы освободить Грецию от кризиса, нищеты и вернуть ей доброе имя». И нигде как причина кризиса не упоминается капиталистическая система, а только «неолиберальное» управление. Программа представляется как «равноправная» с социальной и фискальной точки зрения. Она обещает отменить наиболее невыносимые антисоциальные меры, повысить минимальную заработную плату, восстановить прежние протекционистские меры в отношении безработицы и болезней. Обещает отменить специальные налоги на лиц с низкими и средними доходами. Но не идет и речи о введении лучшей зашиты по сравнению с положением, существовавшим до введения мер, предложенных Тройкой. План призывает «стабилизировать первичные расходы на минимальном уровне 43% от ВВП, а не на 36%, как в Меморандуме, и на максимальном уровне в 46% от ВВП». Это только привело бы Грецию к «нынешнему среднему показателю в еврозоне». Это программа, которая никогда не выходит за рамки капитализма. «Мы организуем возрождение национального производства, уделяя особое внимание стимулированию развития конкурентоспособных отраслей промышленности». Программа обещает только заморозить приватизацию тех государственных объектов стратегического значения, которые находились в государственной собственности в 2010 году, когда разразился кризис. 

В вопросе о долге программа ищет компромиссы с руководящими буржуазными кругами ЕС. Июньская правительственная программа Сиризы была уже гораздо умереннее, чем состоявший из 10 пунктов план, провозглашенный перед выборами 6 мая, который призывал к «мораторию на выплату долга, переговорам об отмене основной части долга (т.е. отдельных статей долга, а не всего долга, чего требовала КПГ) и ... урегулированию оставшейся части долга на условиях, обеспечивающих экономическое развитие и занятость». [16] 8 мая после первых выборов Алексис Ципрас, лидер Сиризы, представил программу, состоявшую из 5 пунктов, [17] как платформу для формирования «левого правительства». В этом тексте речь шла уже только об «учреждении международной ревизионной комиссии для исследования причин государственного долга Греции с объявлением моратория на все долговые выплаты до тех пор, пока результаты ревизии не будут опубликованы».

Перед новыми выборами 17 июня их «правительственная программа» «призывала к новым переговорам о долговом соглашении».

Здесь уже не было  радикального требования, согласно которому платить за кризис должны были бы те, кто несет ответственность за него (греческая и европейская буржуазия и банки...).  Они не требовали отмены долга.  Не предусматривались ни радикальные меры, которые бы заставили платить богатых, ни средства, позволяющие добиться выполнения таких мер.  Обо всем надо было бы вести переговоры.  Не «ввести отмену режима нулевой ставки для судовладельцев и Церкви», а «искать соглашение»  с морской отраслью с целью отмены 58 льгот по освобождению от уплаты налога. Отсутствовали меры по созданию правительства, способного ввести эти самые меры.  Это всего лишь «привело бы  налоговые ставки Греции к уровню остальных стран ЕС», где все бремя ложится на плечи трудящихся.  Нигде не было и упоминания ни о рабочем контроле над администрацией, ни об экономической системе.  Кто будет контролировать боссов, банкиров? Ни слова о полиции, армии. Сириза оставалась в НАТО, в ЕС.

Опыт подтверждает позицию по этому вопросу  Маркса, Ленина и Третьего  Интернационала. Все они отрицают участие в правительстве за исключением ситуации, когда существует реальная угроза фашизма, в том случае, когда обстановка делает возможным переход к действительно революционному правительству, в предреволюционных ситуациях, когда высок уровень  классовой борьбы и складывается благоприятное соотношение сил (например, в  Чили в 1970-х годах, 1975 год в Португалии ...). В таких ситуациях мы можем заключать союзы с силами, представляющими непролетарские слои, но также подвергающимися  угнетению монополий или угрозе фашизма или войны.  Но только при условии, что эта власть идет или будет идти в направлении народной демократии и социализма, что будет строиться государство иного типа, находящееся под контролем трудяшихся, чего не произошло в Чили, где реакция уничтожила как коммунистов, так и социал-демократов.

Рабочее правительство, как оно предлагалось Третьим Интернационалом, понималось как «единый фронт всех рабочих и коалиция всех рабочих партий, как на экономической, так и политической арене, для борьбы против власти буржуазии и окончательного свержения ее».  Самыми основными задачами рабочего правительства должны быть  «вооружение рабочих, разоружение буржуазных контрреволюционных организаций, введение (рабочего) контроля за производством, переложение основного бремени налогов на плечи богатых и подавление сопротивления контрреволюционной буржуазии»[18]. Такое рабочее правительство возможно только, если оно рождено в борьбе самих масс и поддерживается боевыми рабочими организациями.

Those who justify a coalition with bourgeois political parties in parliamentary institutions often use Dimitrov’s writings on the united front against fascism. It is true that Dimitrov criticised those who refused the united front policy. But, according to Dimitrov, the antifascist popular front must be created on the basis of the united workers’ front. Such a government must take revolutionary, anticapitalist measures.

Те, кто оправдывают коалицию с буржуазными политическими партиями в парламентских институтах, часто используют статьи Димитрова о едином фронте против фашизма.  Правда, что Димитров критиковал тех, кто отказывался от создания единого фронта против фашизма. Но согласно Димитрову антифашистский народный фронт должен быть создан на базе единого рабочего фронта. Такое правительство должно принимать революционные, антикапиталистические меры. Может создаться «ситуация, когда формирование правительства пролетарского единого фронта, или антифашистского Народного фронта, станет не только возможным, но и необходимым... Мы требуем, чтобы оно осуществило четкие и радикальные революционные требования, необходимые в данной ситуации. Например, контроль над производством, контроль над банками, роспуск полиции и замена ее вооруженной рабочей милицией, и т.д.» (Доклад Георгия Димитрова «Наступление фашизма и задачи Коммунистического Интернационала в борьбе за единство рабочего класса против фашизма» на УП конгрессе Коммунистического Интернационала) [19]

Но Димитров также  предупреждал, что «поддержка Народного фронта во Франции совсем не означает, что рабочий класс будет любой ценой поддерживать нынешнее правительство ( правительство Народного фронта, в которое входили социалисты и радикалы под руководством Леона Блюма и которое ФКП поддерживала извне, см. ниже)... Если по той или иной причине существующее правительство окажется не в состоянии проводить в жизнь программу Народного фронта, если оно выберет политику отступления перед врагом внутри страны и за рубежом, если его политика будет ослаблять сопротивление наступлению фашизма, тогда рабочий класс, продолжая упреплять ряды Народного фронта, будет стремиться к замене существующего правительства другим...»[20]

Это фактически и произошло, и ФКП понадобилось слишком много времени, чтобы понять это. В 1935 году, после победы на выборах левых партий было создано правительство социалистов и радикалов, возглавлявшееся Блюмом, при поддержке извне ФКП. Громадная волна забастовок оказывала давление на правительство, чтобы заставить его осуществить требования, записанные в программе Народного фронта. Но выражаясь словами главы этого правительства, правительство это поставило своей целью  найти способ «обеспечить требующееся облегчение для тех, кто страдает» в рамках существующего общества. Для Блюма назначение Народного фронта – «управлять  буржуазным обществом» и извлекать из него «максимум порядка, благосостояния, безопасности и законности». Речи не идет о свержении капитализма, «к чему еще надо долго идти».  В любом случае, программа Народного фронта подобного не позволяла, потому что, как он говорил, «мы являемся правительством Народного фронта, а не социалистическим правительством; наша цель не изменить социальный строй, а осуществить программу Народного фронта». [21]

Правительство Блюма пало через два года, и еще всего два года было нужно для того, чтобы французские капиталисты взяли реванш и ликвидировали большинство уступок, сделанных ими.  По инициативе Социалистической партии правительство во главе с лидером Радикальной партии Даладье объявило  21 ноября 1939 года компартию вне закона, а депутаты-коммунисты были отданы под суд.  Те же самые радикалы и социалисты проголосовали 7 июля за доверие предательскому правительству Петена.

Даже в периоды, когда участие в правительстве может привести к фазе открытой борьбы за социализм, необходима максимальная бдительность.

Третий коммунистический интернационал был распущен в 1943 году. После победы над фашизмом он был восстановлен под именем Коминформа. Коминформ собирался всего три раза. На встрече, проходившей с 23 по 26 сентября 1947 года, обсуждалась ситуация во Франции и Италии. Ее участники критиковали оппортунистический курс  ФКП и ИКП в их политике единого фронта в годы оккупации и их участие в послевоенных правительствах. [22]  Политика ФКП и ИКП представляла конкретное выражение оппортунистической тенденции.  Она считала, что возможен приход к власти рабочего класса мирным, легальным и парламентским путем. Фактически это являлось принятием социал-деморкатической линии.

Сотрудничество с коммунистами было в интересах буржуазии в ходе войны и в послевоенные годы, потому что буржуазия была слаба.  Коммунисты должны были бы воспользоваться этой ситуацией, чтобы занять ключевые посты, но они этого не сделали.  Вместо того, чтобы завоевывать поддержку масс и брать власть, они разоружили массы и распространяли иллюзии о буржуазной демократии и парламентаризме.

Вместо того, чтобы создавать антифашистское единство снизу, формируя средства, опирающиеся на массы, собирая все течения, которые действительно были готовы идти по пути борьбы за народную власть, лидеры ФКП и ИКП совершили ошибку, пойдя на строительство антифашистского фронта наверху, на основе равного представительства различных партий, в то время как целью буржуазных партий было предотвращение действительных перемен в их странах.  Предлогом для проведения такой политики лидеры ФКП и ИКП использовали утверждение о том, что любое другое, помимо национального освобждения, требование, любое требование радикальных и революционных демократических изменений оттолкнет от антифашистского фронта определенные  социальные группы и политические силы.

На совещании критиковалась ФКП за то, что она позволила и даже облегчила разоружение и роспуск сил Сопротивления под предлогом того, что война еще не закончилась и что действия против политики де Голя привели бы к конфронтации с союзниками. Также критиковалась общая позиция ФКП и ИКП, которые отвергали открытую критику политики союзников перед массами. Это облегчило империалистам дело возвращения потерянных довоенных позиций, создавая одновременно иллюзию  «демократии» империалистов и их способности бескорыстно помогать восстановлению наций, которые были освобождены от фашизма.

В целом, делегаты конференции упрекали эти партии за сохранение иллюзий о возможности парламентского пути к социализму и распространение этих иллюзий в массах вместо того, чтобы мобилизовывать последние на борьбу против проамериканской политики их правительств, за действительно революционную альтернативу.

Первый вопрос: каков характер общества, в котором коммунистическая партия хочет войти в правительство? Это -  капиталистическое государство.  Его экономическая база капитализм, а следовательно и задача правительства управлять капиализмом, охранять и создавать благоприятные условия для успешного развития капиализма.  Это государство приняло конституцию и законы, правила и нормы,  которые служат цели обеспечения конституционного порядка, создают условия для роста капитала и предотвращают конфликты внутри общества.

И антирабочая политика в этих государствах – это не вина плохих политиков, плохих партий или плохих программ. До тех пор, пока господствует частная собственность на средства производства, пока компании вынуждены вести конкурентную борьбу за выживание, они должны аккумулировать капитал, повышать свои прибыли, снижать зарплаты, отказывть в социальных требованиях.  И этому закону не могут противодействовать «хорошие» политики в правительстве с «правильными» идеями и программами. Даже Даниель Миттеран, супруга  бывшего социал-демократического президента Франции, рассказывала репортеру «Пари Матч»: «В мае 1984 года (когда Миттеран пришел к власти) я спросила Франсуа: Сейчас, когда у тебя власть, почему ты не делаешь, что обещал?»  Он ответил, что он бессилен перед Международным банком, капитализмом, неолиберализмом. Он получил правительство, но не власть. Я поняла, что быть правительством, президентом большой пользы не имеет в обществах, где господствует капитализм.» [23]

Более того, сегодняшний капитализм нельзя вернуть, как надеется Лафонтен, назад ко дням так называемой «социальной рыночной экономики» с социальным партнерством.  Это был всего лишь эпизод, который должен рассматриваться на фоне идеологического соревнования между социализмом и капитализмом, силы коммунистических партий после периода Сопротивления и в годы, когда требования могли быть удовлетворены за счет прибыли, полученной в ходе послевоенного восстановления.

Это уже больше не возможно, да  согласно капиталистической логике в этом уже больше и нет нужды . 25 миллионов официально безработных в ЕС-27 давят на заработные платы,  и новые глобально доступные рынки рабочей силы еще больше снижают цену рабочей силы.  Массовая безработица означает двойное бремя для социального бюджета: низкие зарплаты приносят меньше дохода в фонды социального страхования, которые в свою очередь вынуждены обеспечивать большее число нуждающихся в социальных пособиях. Крах  социальной системы является только делом времени. Более того, налоговые доходы от предпринимательской деятельности уменьшаются несмотря на растущие прибыли и будет необходимо дальнейшее снижение налогов, чтобы укрепить позиции национальных капиталистов на международных рынках.

Капиталистическое государство существует  для того, чтобы создавать благоприятные условия для роста прибыльности компаний, создавать для них новые рынки через приватизацию и перераспределение национального дохода в пользу собственников-капиталистов.  Государство здесь существует для того, чтобы сохранять спокойствие или подавлять рабочий класс внутри страны и обеспечивать интересы капитала в других районах мира.

Так что участие в правительствах в таких условиях означает только участие в социальном регрессе, даже если этот процесс может идти немного медленнее.  Это значит разоружать сопротивление, порождая ложные надежды для рабочего движения.

Ясно, что некоторые бывшие коммунистические партии выбрали участие во власти, часто зная, что это означает осуществление политики в интересах капитала и участие в ликвидации социальных завоеваний, достигнутых рабочим движением.

Участие в правительстве содействовало демобилизации столь необходимого сопротивления и мешало созданию противовеса власти. Сегодня для изменения баланса классовых сил мы должны объединить серию оборонительных битв против социального регресса, создать политически независимое движение рабочих и не имеющих работы и содействовать распространению и росту антикапиталистического сознания в рабочем движении.

Слабость оппозиции коммунистов и классово ориентированных профсоюзов – это главная причина агрессивной правления капитала в большинстве капиталистических стран.  Нам нужна альтернативная политическая программа и борьба за нее.  Она включает насущные требования, а также пропаганду ликвидации капиталистических отношений собственности. Эти требования не должны быть адресованы потенциальным партнерам в левых правительствах (таких не существует), а должны быть адресованы организованному рабочему движению и другим слоям общества, подвергающимся эксплуатации. Они должны быть адресованы боевым профсоюзам, всем видам массовых организаций, активным в той или иной области социальной, демократической, антиимпериалистической и культурной борьбы.

Действительный вопрос в том, как коммунистические партии готовятся к грядущим битвам, как они организуют себя, чтобы стать способными эффективно возглавить новые сражения рабочего класса и трудящихся.  Кризис заставляет широкие слои трудящихся отворачиваться от социал-демократии. Мы не должны предлагать им новую, обновленную социал-демократию.  То, что необходимо – это революционная партия, которая учитывает имеющийся уровень сознательности, которая делает своими проблемы простых людей, которая говорит понятным языком, которая ищет единства в борьбе с самыми широкими группами. Но с другой стороны, это должна быть партия, которая не отказывается от своих принципов,  которая сохраняет курс на общество, где не существует эксплуатации человека человеком, нет частной собственности на основные средства производства, где рабочий человек действительно свободен и есть государство, защищающее свободу громадного большинства от подавления меньшинством.