Грамши, в так называемых «Лионских тезисах», принятых на III Съезде Коммунистической партии Италии, подпольно состоявшемся в Лионе в январе 1926г., точно объясняет исторически сложившуюся обстановку в итальянском рабочем движении: «В Италии, условия рождения и развития рабочего движения до войны не позволяли образование марксистского левого течения постоянного и продолжительного характера. Исходный характер итальянского рабочего движения был очень запутан; в нём слились разные течения, от идеализма Мадзини и неопределённого гуманитаризма кооператоров и сторонников взаимопомощи до бакунинизма, утверждавшего, будто и до развития капитализма в Италии существовали условия для быстрого перехода к социализму. Из-за запоздалого образования и слабости индустриализма отсутствовал проясняющий фактор существования сильного пролетариата, в последствии чего раскол анархистов и социалистов тоже произошёл с двадцатилетним опозданием (1892г., Съезд в Генуе).
В Итальянской Социалистической Партии после Генуэзского съезда было две главных тенденции. С одной стороны была группа интеллектуалов, которая собой представляла не больше, как тенденцию к демократической реформе государства: их марксизм не выходил за рамки намерения поднять и организовать силы пролетариата на служение установления демократии (Турати, Биссолати и т.п.). С другой стороны была группа, более непосредственно связанная с пролетарским движением, представлявшая рабочую тенденцию, но лишённая всякого надлежащего теоретического сознания (Ладзари). До 1900г. партия не ставила перед собой никакие цели, кроме демократических. После завоевания свободы организации в 1900г. и начала демократического периода, неспособность всех составляющих группировок придать ей физиономию марксистской партии пролетариата стала очевидной.
К тому же, интеллигентские элементы всё больше отделялись от рабочего класса, а попытка, предпринятая другой группой интеллигентов и мелких буржуев, создать марксистское левое крыло в форме синдикализма, не венчалась успехом. Как реакция на эту попытку, в партии восторжествовала фундаменталистская фракция. Со своим пустым примиренческим многословием, она была выражением основной характерной черты итальянского рабочего движения, тоже объяснимой слабостью индустриализма и недостаточным критическим сознанием пролетариата.
Революционаризм довоенных лет тоже сохранил эту характеристику и никогда не сумел выйти за рамки неопределённого популяризма, чтобы дойти до строительства партии рабочего класса и применения метода классовой борьбы. Внутри этого революционного течения, ещё до начала войны, стала выделяться“крайне левая” группа, которая поддерживала тезисы революционного марксизма, но была не в состоянии оказать реальное воздействие на рабочее движение из-за своего непостоянства.
Этим объясняется отрицательный и двусмысленный характер оппозиции к войне со стороны Социалистической партии. Этим также объясняется, почему после войны Социалистическая партия оказалась перед нараставшей революционной обстановкой, не решив и не поставив ни один из основных вопросов, которые политическая организация пролетариата должна решить для выполнения своей задачи: в первую очередь, вопрос о “выборе класса” и ему подходящей организационной формы; затем, вопрос о программе партии, вопрос о её идеологии и, наконец, стратегические и тактические вопросы, чьё решение приводит к сплочению вокруг пролетариата тех сил, которые являются его естественными союзниками в борьбе с Государством и ведёт его к завоеванию власти. Систематическое накопление опыта, способного внести положительный вклад в решение этих вопросов, в Италии начинается только после войны. Только на Ливорнском съезде был заложен фундамент для создания классовой партии пролетариата. Чтобы стать большевистской партией и в полной мере осуществлять свою функцию, она должна ликвидировать все антимарксистские тенденции, традиционно свойственные [итальянскому] рабочему движению». [3]
На XVI съезде (Болонья, 5-8 октября 1919г.), Социалистическая партия приняла решение вступить в III Интернационал, но сохранила формальное единство с реформистами, что фактически препятствовало принятию чёткого и последовательного курса. На съезде сталкивались четыре проекта резолюции: максималисты с Джачинто Менотти Серрати во главе ставили цель установления социалистической республики советов и с бесспорным механистическим детерминизмом утверждали неизбежность социалистического исхода, но не отрицали, тем не менее, участия в выборах; в предложении Костантино Ладзари ставилась та же цель, но утверждалось, что действия должны ограничиваться легальными способами борьбы; левые реформисты с Филиппо Турати во главе, правое крыло партии, наоборот не разделяли применяемость советской модели к Италии и не верили в революционный выход из кризиса, в связи с чем борьба должна была ограничиваться требованиями повышения зарплат и улучшения жизненных и трудовых условий, а социализм оставался конечной, но далекой, целью, к которой надо стремиться постепенным проникновением в государство и прочие буржуазные учреждения путём выборов и парламентской тактики; наконец, проект резолюции Амадео Бордига, лидера коммунистов-абстенционистов, тоже ставил цель социалистической советской республики, но в отличии от максималистов не считал социалистический исход неизбежным, а достигаемым только через активную революционную борьбу без участия в выборах и буржуазной демократии; кроме того, требовалось исключение реформистов и переименование партии в Коммунистическую. После трёхдневной дискуссии, прежде всего об отношении к правому крылу партии, резолюция Серрати получила большинство.
Из-за опасений Серрати и Ладзари, съезд утвердил мнимое единство партии и не решил вопрос исключения левых реформистов, как этого требовало внутреннее коммунистическое меньшинство в соблюдении условий приёма в Коминтерн. «Каждая организация, желающая принадлежать к Коминтерну, обязана планомерно и систематически удалять со сколько-нибудь ответственных постов в рабочем движении (партийная организация, редакция, профсоюз, парламентская фракция, кооператив, муниципалитет и т. п.) реформистов и сторонников «центра» и ставить вместо них надежных коммунистов - не смущаясь тем, что иногда придется вначале заменять «опытных» деятелей рядовыми рабочими». [4] Далее: «Партии, желающие принадлежать к Коммунистическому Интернационалу, обязаны признать необходимость полного и абсолютного разрыва с реформизмом и с политикой «центра» и пропагандировать этот разрыв в самых широких кругах членов партии. Без этого невозможна последовательная коммунистическая политика.
Коммунистический Интернационал безусловно и ультимативно требует осуществить этот разрыв в кратчайший срок. Коммунистический Интернационал не может мириться с тем, чтобы заведомые реформисты, как, например, Турати, Модильяни и др., имели право считаться членами III Интернационала. Такой порядок приводил бы к тому, что III Интернационал в сильной степени уподобился бы погибшему II Интернационалу». [5]
Участие в институтах буржуазии привело оппортунистов и реформистов к классовому сотрудничеству и к восприятию парламентской демократии, как единственного возможного политического горизонта, дезорганизовывая рабочий класс и подрывая доверие трудящихся масс к Социалистической партии. Ленин, который уже положительно оценил исключение право-реформистской группы социал-шовинистов (Леонида Биссолати, Иваное Бономи и т. п.) на XIII внеочередном съезде партии (Реджио Эмилии, 1912г.), неоднократно решительно подчёркивал необходимость окончательно порвать с ними.
По сути дела, Серрати и Ладзари не понимали, что именно сохранение формального единства партии её парализовывало и ослабляло между тем, как разрыв, удаляя из партии элементов, саботирующих революцию и сотрудничающих с буржуазией, сделал бы её политически сильнее.
Фактическое бездействие Социалистической партии, колебавшейся между безрезультатной революционной фразеологией максималистов и соглашательской, законопослушной и оппортунистической практикой реформистов и профсоюзной верхушки ВКТ, ещё до XVI съезда привели к образованию зародыша организации революционной марксистской фракции ленинской ориентации. Самые организованные ядра образовались в Неаполе, где Амадео Бордига в декабре 1918г. основал еженедельник «Совет» и в Турине, городе с большим количеством металлистов и механиков, где 1 мая 1919г. группа молодых социалистов (среди них Антонио Грамши, Пальмиро Тольятти, Умберто Террачини, Анджело Таска) основала «L'Ordine Nuovo [Новый Порядок], еженедельник социалистической культуры». Вокруг двух редакций собирались рабочие, интеллигенты и молодые социалисты, критически относившиеся к руководству Соцпартии и ВКТ.
От первоначальной интеллектуалистской и антологической постановки, требуемой Анджело Таска, [6] которую Грамши самокритично определит, как «обзор абстрактной культуры, абстрактной информации…, произведение посредственного интеллектуализма, беспорядочно ищущего реальный подход и путь к действию», [7] журнал «L'Ordine Nuovo» поменял свой характер. Вступив в огонь реальной борьбы и установив тесную связь с туринским пролетариатом, он стал центром теоретического анализа и практической организации классовой борьбы, сосредотачиваясь на том, что станет одним из основных стратегических вопросов пролетарской революции в Италии: развитие заводских советов, как основополагающего ядра социалистического государства. «Вопрос развития Заводского комитета стал центральным вопросом, [центральной] мыслью L’Ordine Nuovo; это ставилось, как основной вопрос рабочей революции; это был вопрос пролетарской свободы. L’Ordine Nuovo стал для нас и наших сподвижников журналом Заводских советов». [8]
В это же время, III Интернационал и Ленин, который следил с большим вниманием за развитием обстановки в Италии, занимают чётко определённую позицию о дискуссии в Соцпартии: « ... Мы просто должны сказать итальянским товарищам, что направлению Коммунистического Интернационала соответствует направление членов “LOrdine Nuovo”, а не теперешнее большинство руководителей социалистической партии и их парламентской фракции». [9]
Ещё весной 1919г. массовая волна забастовок и волнений охватила полуостров. Сначала направленные неопределённо против подорожания продуктов питания, волнения постепенно набирали большую остроту и начинали выдвигать более определённые требования: восьмичасовой трудодень и повышение зарплаты. Всё чаще на демонстрациях выражалась солидарность с Советской Россией и намерение следовать её примеру. Правительство премьер-министра Франческо Саверио Нитти дало распоряжение префектам королевства допускать забастовки экономического характера и жёстко репрессировать любую политическую стачку. Перед мощным рабочим и народным протестом промышленники почти сразу уступили в сокращении рабочего времени до восьми часов в сутки.
20-21 июля того же года была объявлена всеобщая забастовка в поддержку Советской России и против военного вмешательства Антанты и её союзников, охватившая все категории трудящихся, включая работников государственного аппарата. Внутренне левое крыло Социалистической партии и анархисты хотели бессрочную забастовку повстанческого характера, но умеренная верхушка ВКТ навязала соблюдение легальности, отрицая всякое революционное развитие забастовки и отказывая в провозглашении бессрочности. Это — один из самых очевидных примеров сотрудничества руководства профсоюза с государством и правительством буржуазии в соответствии с указаниями премьер-министра Нитти. Позиция правительства ясна: способствовать сотрудничеству «партий порядка», подавить «подрывных элементов», использовать в репрессии частные вооружённые формирования, как недавно созданное фашистское движение. [10] Менее ясна умеренная и попустительская позиция реформистской верхушки профсоюза, которая дезориентировала и деморализовала массу рабочих, срывая их революционное настроение. Тем не менее, способность мобилизации и боевой дух итальянского пролетариата не мало напугали буржуазию.
В то время, как землевладельцы и промышленники, с соучастием правительства и короны, наращивали свою поддержку недавно образовавшимся фашистам, используемым против рабочего и крестьянского движения, католическая церковь тоже мобилизовалась против распространения социалистических идей среди народа. Сформулированное в 1874г. указание Пия IX non expedit (в переводе: не целесообразно) было расширено и ужесточено Святой палатой в 1886г. при понтификате Льва XIII (non expedit prohibitionem importat, в переводе: нецелесообразность предполагает запрет), запрещая участие католиков в политической жизни Италии в ответ на конец светского суверенитета папы, положенный объединением страны в Королевстве Италии. В 1919г. запрет был отменён Бенедиктом XV и, в том же году, священник Луиджи Стурцо, вместе с другими католическими интеллектуалами, создал Итальянскую народную партию, католического направления и межклассовой ориентации, основанной на социальном учении церкви, таким образом знаменуя возвращение католиков к активной политической жизни. Грамши чётко понял роль новой партии: «Католицизм этим не соперничает ни с либерализмом, ни с мирским Государством; он соперничает с социализмом, он стоит на той же почве социализма, он обращается к массам, как социализм». [11]
На выборах 1919г., проведённых впервые в истории Италии пропорциональной системой, Социалистическая партия стала первой партией в королевстве, получив 32,28% голосов. Второй партией стала новорождённая Народная партия, получившая 20,5% голосов. Традиционные либеральные, демократические и радикальные партии потеряли большинство мест в парламенте. Это означало закат партий эпохи Рисорджименто (в переводе: воскресение, период освобождения от иностранного господства и становления национального государства), которые представляли собой лишь избирательные комитеты того или иного лидера разных секторов буржуазии, и восход на политическую арену современных массовых партий. Правительства в этом созыве, тем не менее, ещё останутся под контролем традиционных партий, но с участием Народной партии и Социалистической реформистской партии, основанной Биссолати после исключения из Соцпартии в 1912г.. Коммунисты из L'Ordine Nuovo чётко указали, как надо было воспользоваться избирательным успехом и к чему надо было стремиться: «Коммунистическую революцию нельзя осуществить переворотом … необходимо, чтобы революционный авангард своими средствами и способами создал материальные и духовные условия, при которых класс собственников больше не сможет мирно управлять широкими человеческими массами, а будет вынужден непримиримостью социалистических депутатов, контролируемых и дисциплинированных партией, терроризировать широкие массы слепыми ударами доведя их до восстания. Сегодня такую цель можно преследовать только через парламентскую деятельность, понимаемую, как деятельность, стремящуюся к обездвиживанию парламента, к срыву демократической маски с нечестного лица буржуазной диктатуры, раскрывая весь её ужас и отвратительное уродство». [12] Речь идёт об участии в одних избирательных институтах буржуазии, с целью недопущения возможности, что пролетарские массы «будут обмануты, что заставят их поверить в том, что возможно преодолеть настоящий кризис парламентской деятельностью, реформами. Необходимо усугубить разрыв между классами, необходимо, чтобы буржуазия доказала свою абсолютную неспособность удовлетворять потребности масс, необходимо, чтобы эти последние убедились опытным путём в том, что существует резкая и безжалостная дилемма: либо голодная смерть, … либо героический, сверхчеловеческий подвиг итальянских рабочих и крестьян, чтобы создать пролетарский порядок … Только из таких революционных побуждений сознательный авангард итальянского пролетариата погрузился в избирательном состязании и прочно установился в парламентской ярмарке. Не от демократических иллюзий, не от реформистского размягчения, а для того, чтобы создать условия для победы пролетариата и обеспечить успех революционного усилия, направленного на установление пролетарской диктатуры, воплотившейся в системе Советов, вне и против парламента». [13]
Тем не менее, Социалистическая партия не удовлетворила требования коммунистов из L'Ordine Nuovo и показалась неспособной разрабатывать эффективную тактику, чтобы успешно воспользоваться успехом на выборах в пользу пролетариата. Вместо того, чтобы развивать парламентскую борьбу в направление, указанное Лениным и Грамши, Социалистическая партия будет продолжать лавировать между революционаризмом на словах и “парламентским кретинизмом” [14] на деле.
С другой стороны, нерешительность Соцпартии, открытое сотрудничество её руководителей из реформистского крыла с правительством и классовым врагом, умеренность и инертность ВКТ раздражали рабочий класс. В начале августа рабочие завода ФИАТ-Центр сняли старый Заводской комитет и избрали новый, в состав которого входили передовые рабочие. Это был явный вызов руководству ВКТ и, одновременно, первый шаг к образованию Заводских советов.
Конфедерация Промышленности в это время готовила реванш и искала повод для конфронтации с рабочим классом, с намерением победить любыми путями и окончательно. Поэтому, провокационно отказывалась обсуждать вопрос увеличения зарплаты.
22 марта 1920г., в связи со вступлением в силу декретного времени, Заводской комитет завода ФИАТ-Металлургические Заводы потребовал, чтобы начало трудового дня тоже переводилось на час позже. Получив отказ, рабочие собственной инициативой перевели часовые стрелки на час назад, в связи с чем руководство, в качестве возмездия, уволило трёх членов заводского комитета и потребовала, чтобы шесть членов профкома были лишены права избираемости сроком на год, этим же провокационно нарушая “пролетарские гражданские права” и самостоятельность рабочего класса в принятии внутренних решений. Часовые стрелки — только повод: на самом деле, конфликт касался полномочий и роли заводских комитетов, в ходе их преобразования в заводские советы. Настоящая цель — сломать рабочих, удалить их классовую самостоятельность и институты, в которых она воплощалась.
В ответ была объявлена забастовка солидарности на 29 марта, которая войдёт в историю под названием “забастовка часовых стрелок”. 14 апреля, борьба распространилась на всю область Пьемонте, превращаясь в всеобщую стачку с участием трудящихся других секторов. Руководство Социалистической партии и профсоюзная верхушка и в этот раз тоже отвергли просьбу заводских советов и группировки “L'Ordine Nuovo” расширить борьбу с вовлечением всех категорий трудящихся по всей национальной территории, доведя её до революционного исхода. Без поддержки со стороны Соцпартии и под угрозой вмешательства 50.000 военных, отправленных правительством на охрану города, 24 апреля рабочие прекратили забастовку ничего не добившись и вышли из конфронтации побеждёнными. Грамши так прокомментировал итог столкновения: «Туринский рабочий класс был побеждён и не мог не быть побеждённым. Туринский рабочий класс втянули в борьбу; он не имел свободы выбора, не мог отложить день боя потому, что инициатива на войне классов ещё принадлежит капиталистам и власти буржуазного государства … Широкое капиталистическое наступление было тщательно подготовлено, а “генштаб” рабочего класса не заметил, не беспокоился: это отсутствие организационного центра стало условием борьбы, страшным оружием в руках промышленников и государственной власти, источником слабости местных руководителей металлургического сектора. Промышленники провели действия с крайним мастерством. Промышленники разделены между собой из-за прибыли, из-за экономической и политической конкуренции, но перед рабочим классом они становятся стальным блоком ... ». [15] Рабочие потерпели сильный удар, но голову не опускали: «Туринский рабочий класс уже доказал, что не вышел из борьбы с разбитой волей, со сломанной совестью. Он будет продолжать борьбу на двух фронтах. Борьбу за взятие власти государственной и индустриальной; борьбу за завоевание профсоюзных организаций и за пролетарское единство … Необходимо координировать Турин с революционными профсоюзными силами всей Италии, чтобы установить органический план обновления профсоюзного аппарата, позволяющего массам выражать свою волю и толкающего сам профсоюз в лагерь борьбы III Коммунистического Интернационала». [16]
В последствии пролетарских демонстраций 1 мая, жестоко подавленных Королевской гвардией, и новой забастовки против подорожания хлеба, 9 июня 1920г. премьер-министр Нитти ушёл в отставку и король поручил восьмидесятилетнему Джованни Джолитти сформировать новое правительство.
18 июня 1920г., ИФМР [Итальянская федерация металлургических рабочих, профсоюз рабочих-металлистов] направил в Федерацию механической и металлургической промышленности запрос о приведении зарплаты в соответствие с увеличением стоимости жизни. По примеру ИФМР, профсоюзные организации других категории сделали тоже самое. Промышленники ответили категорическим отказом и 13 августа сорвали переговоры. Тогда ИФМР решила применить тактику белой забастовки: замедление темпов и производства, воздержание от сдельщины, строгое применение норм трудовой безопасности, не прибегая к саботажу.
Преисполненные решимостью вести бой до победного конца, промышленники приняли ответные меры. 30 августа 1920г. механический завод Оффичине Ромео и К° осуществляет локаут. В тот же день рабочие отвечают вооружённым захватом металлургических и механических заводов Турина. 31 августа, Конфедерация промышленности объявляет локаут на всей территории Италии. С этого момента, захваты быстро распространяются от Турина на заводы Милана, Генуи, Флоренции, Болоньи и Неаполя и встречают спонтанную солидарность трудящихся других отраслей, особенно железнодорожников, докеров, батраков и постоянных сельских наёмных рабочих. На захваченных заводах рабочие берут на себя управление производства, формируют первые отряды Красной гвардии, которым поручаются защита заводов и, в случае необходимости, боевые действия против армии, начинают выпускать боевое оружие для продолжения борьбы.
Правительство выбирает в этот раз курс посредничества между рабочими и промышленниками, с целью перевода конфликта на чисто профсоюзный план и избежания вооружённого столкновения, в ожидании истощения боевого духа движения не без помощи реформистских лидеров ВКТ.
В это время Социалистическая партия и ВКТ оказались вынужденными решить вопрос о том, как и куда вести движение, которое на деле оказалось гораздо более продвинутым своих вождей. С 9 по 11 сентября собрались в Милане Генеральные штаты пролетариата.
9 сентября Исполнительский комитет ВКТ обсудил вопрос всеобщей повстанческой стачки. Реформистское большинство профсоюзных руководителей высказалось против этого гипотеза и коварно предложило свою блоковую отставку и передачу руководящих мандатов революционно настроенным деятелям, если они согласны принять ответственность. Коммунистическая фракция, которую здесь представлял Тольятти, не попала в ловушку, ясно понимая цель этой затеи: спровоцировать революционную инициативу, её изолировать и саботировать, позволяя её военно подавить, а затем обвинить революционных руководителей в безответственности и авантюризме и показать их массам, как ответственных за провал. На самом деле, ожидание успеха попытки восстания могло обеспечиваться только распространённым организованным присутствием, координированным на национальном уровне, чего у коммунистической фракции в Соцпартии ещё не было.
Предложение об отставке было повторено на совместном заседании исполкома ВКТ и секретариата Социалистической партии, состоявшемся 10 сентября. В нём секретариат Соцпартии, словно Пилат, решил представить решение Национальному комитету ВКТ, запланированному на следующий день.
Следовательно, на Национальном комитете были представлены две резолюции: одна предлагала передачу управления движения Социалистической партии, чтобы вести его к революционному исходу для осуществления социалистическую программу-максимум, а вторая, выдвинутая секретариатом ВКТ, ставила единственной целью достижение увеличения зарплаты и признания со стороны хозяев профсоюзного контроля на предприятиях. Эта последняя резолюция и получила подавляющее большинство, санкционируя отказ превратить захват заводов в пролетарскую революцию. Социалистическая партия, на основании Пакта о союзе с ВКТ, подписанного в 1918г., ещё могла бы взять на себя управление движения актом авторитетности. Наоборот, она отказалась воспользоваться этим правом открытым заявлением её тогдашнего секретаря, Эджидио Дженнари, фактически выходя из боя и игры.
Поняв, что Социалистическая партия и ВКТ оставили в стороне всякое революционное намерение, премьер-министр Джолитти развернул свою посредническую деятельность и 19 сентября 1920г. ВКТ и Конфедерация промышленности подписали предварительное соглашение, предусматривающее увеличение зарплаты и нормативные улучшения по отпускам и увольнениям в замен прекращения оккупации заводов и продолжения производства. Также предусматривалась подготовка правительством проекта закона о рабочем контроле, который, между прочим, никогда не был подготовлен. Окончательное соглашение было подписано в Милане 1 октября 1920г., после возвращения оккупированных заводов владельцам.
Борьба рабочих была основным, но не единственным социальным волнением Красного двухлетия. В сельскохозяйственных районах страны, в том числе и на юге, имели место многочисленные случаи захвата земель батраками и постоянными наёмными сельскими рабочими и ожесточённые стычки с землевладельцами, которые всё чаще использовали фашистских чернорубашечников для запугивания и подавления сельского пролетариата. Волнения охватили даже армию, которая часто использовалась, как подкрепление Королевской гвардии для сдерживания и подавления беспорядков. Наблюдалось много случаев, когда рядовые солдаты солидаризировали с бастующими. В Анконе, в ночь на 25 июня, солдаты 11-ого полка берсальеров [в итальянской армии - элитные пехотные части высокой мобильности] обезоружив и взяв в плен своих офицеров, восстали против отправки войск в Албанию в исполнении Лондонского пакта. Начались ожесточённые бои с карабинерами и Королевской гвардией, которым было поручено подавление мятежа. Трудящиеся Анконы восстали на стороне берсальеров и скоро бои охватили области Марке и Умбрию. Пока железнодорожники блокировали пути к городу, в Милане была объявлена двухдневная забастовка в солидарность с берсальерами и трудящимися Анконы, а в Риме — бессрочная забастовка несмотря на противное мнение ВКТ. Чтобы подавить мятеж, правительство решило использовать военно-морской флот. 28 июня, после тяжёлого корабельного обстрела, мятеж был подавлен. Тем не менее, восстание берсальеров посодействовало выводу из Албании итальянских войск и подписанию Тиранского соглашения.
Несколько лет спустя, Грамши так прокомментирует тяжёлое политическое поражение, которым закончилось Красное двухлетие: «Итальянские рабочие, захватившие заводы, как класс справились с своими задачами и функциями. Все вопросы, поставленные перед ними нуждами движения, были блестяще решены. Не смогли решить вопросы снабжения и сообщений потому, что железные дороги и флот не были захвачены. Не смогли решить финансовые вопросы потому, что банки и торговые предприятия не были захвачены. Не смогли решить крупные национальные и международные вопросы потому, что не захватили государственную власть. Этими вопросами должны были заниматься Социалистическая партия и профсоюзы, которые наоборот позорно капитулировали, ссылаясь на неразвитость масс; на самом деле, руководители, а не класс, были неразвиты и недееспособны. Поэтому в Ливорно произошёл раскол и создалась новая партия, Коммунистическая партия». [17]
